После смены Влас Константиныч по старой привычке пошел на свалку металлолома. Между холмами сине-фиолетовой путанки валялись оплавленные электросваркой куски рельсов, чугунные чушки, ржавые железные кружева из-под штамповочных прессов. На этот раз ему повезло. Он нашел, что искал — пару метровых кусков швеллера, совсем новеньких, еще липких от защитной смазки, и захватил их с собой.
— Опять что-нибудь затеваешь? — подозрительно спросил Меркушкин, когда увидел Уварова с добычей в руках. — Ты во втором пролете место не занимай. Я там новый пресс ставить буду.
Начальником кроватного цеха Меркушкин стал с полгода назад. Строгость и бдительность он почитал основными качествами для руководителя.
— Да так… Ничего… Обмозговать еще надо… — уклончиво ответил Влас Константиныч.
— Хм… Обмозговать. Ну, а с пружинами как, не подведешь?
— Что ты, Мокей Иваныч. Пружин на месяц вперед навили. Наш станок их как семечки…
— Ладно, не хвастайся. Сделал станок, поощрение мы тебе выписали, все честь по чести. Ну, а порядок у меня в цеху для всех один.
Меркушкин окинул взглядом диковатое сооружение, которое громоздилось в углу кроватного цеха, и еще строже произнес:
— Строишь все. А что именно, хотелось бы знать?
— Машину одну, — хмуро ответил Влас и озабоченно постучал молотком по металлу.
— Ну-ну, строй. Только оформить бы не мешало. Чтобы лишних разговорчиков не было. Руководство поставить а известность. А то вдруг каждый начнет сам по себе, что ж тогда будет?
Как-то утром в цех прибежала Люська, курьерша из заводоуправления.
— Уварова к главному инженеру, — бросила она и понеслась дальше.
Влас Константиныч аккуратно повесил промасленный фартук на гвоздик, вымыл руки в мутной эмульсии пополам с ароматными сосновыми опилками, протер очки большим и очень чистым носовым платком и неторопливо вышел из цеха.
Секретарша главного инженера встретила его с какой-то даже судорожной приветливостью.
— Андрей Макарыч вас уже ждет, проходите, пожалуйста.
— А, товарищ Уваров, здравствуйте, здравствуйте. Присаживайтесь. Как у вас там дела в цеху? Как ваш станок? Как работается?
— Станок, как станок, что ему делается. Пружин уже на месяц вперед навил. А вот с материалами туго.
— Да, понимаю. Но что поделаешь? — Андрей Макарыч развел руками. — Рад бы в рай, да грехи не пускают.
— Уже пятый год пробиваю…
— Ну так что ж, что пятый. Один иностранный изобретатель, Ванкель, над своим двигателем тридцать лет думал. Терпение в таком деле надо иметь. Нельзя же все дела бросить и одними изобретениями заниматься. Ну, ладно, не в этом сейчас дело. Вы, говорят, тоже какой-то… э-э… двигатель затеяли, а?
