Он чувствовал себя, как после несчастного случая в раннем детстве, когда вздумал прыгнуть с балкона их пятиэтажки с зонтом и лежал разозлённый и беспомощный.
А теперь с чем не повезло? Дорожная авария? Парашют не раскрылся? Банальный мордобой?
Открыл глаза, но боль заставила их закрыть. От света? Свет режет ему глаза? Нет, желтоватый шар на изящной цепи не горел, а скорее тлел. Но глаза продолжали болеть. И это было не единственное место, которое болело.
А ещё вернее, не было места, которое не болело бы совсем.
Левая рука странно одеревенела, словно он провёл долгую ночь на жёсткой и неудобной постели. Собственно говоря, правой руке было не лучше. Он собрал силы и попытался сесть. Напрасно. Руки и ноги были крепко и надёжно связаны, и, самое неприятное, не помнил когда и кто это сделал. В памяти зияла дыра… батюшки! не дыра, а бесконечная бездна. Не помнил даже, кто он такой.
Панический страх окатил его, как мерзкая, холодная грязь, и он послушно подчинился ему. Страх — это хорошо, страх означает, что его тело и чувства в порядке. А потом, глядишь, появятся и хорошие воспоминания. Ведь прошедшее и происшедшее на расстоянии протянутой руки — он почему-то в этом уверен!
Правда, воображаемая рука пока была коротковата, и чувствовал он себя, как осенний лист, подхваченный ветром и несущийся неведомо куда. В полном смысле такого сравнения: всё кружилось даже перед закрытыми глазами. Сейчас его вывернет прямо на мягкий и красивый ковёр. Нет, он не допустит себя до такого унижения! Стиснул зубы до боли — не той, что была раньше, а ещё большей! — судорожно глотая. Попробовал крикнуть, но только застонал сквозь зубы.
Наконец, опять открыл глаза и повёл ими из стороны в сторону. Ничего плохого не случилось, мир больше не кружился вокруг него, а стал незыблемым и устойчивым. Какая красивая комната: резные панели и потолочные балки, мебель солидная, но со вкусом инкрустированная чем-то блестящим.
Он невольно рассмеялся и хрипло сказал:
— Лежу связанный на полу и думаю о красоте окружающих меня вещей.
— Поистине ты неисправим!
Послышались шаги за спиной. Несомненно, кто-то торопливо шёл к нему. Кто и зачем? Ну да, раз он ещё не зарублен, то кто-то в нём нуждается. И даже не кто-то неопределённый, а женщина. И женщина молодая, голос-то какой приятный!
— Айвен! Ох, Айвен! — черноволосая женщина подбежала к нему и осторожно обняла. — Я знала, что ты жив! Что с тобой? — пробормотала сквозь слезы.
— Погоди плакать и задавать вопросы, лучше развяжи меня. У тебя есть нож?
Она отвернула полу верхнего, голубого платья и с пояса нижнего, серебристого, достала (ого!) кинжал.
