Наименование: стеклобутылка,
емк. 0,5 литра, модель Хо-КП-500.
Цвет стекла: темно-зеленый.
Изготовлена стеклозаводом
г. Гусь-Хрустальный,
Владимирская область,
март 1984 года.
В народе такая бутылка
называлась «чебурашкой».
Товарный вагон звенел на рельсовых стыках. Пустые бутылки везли в Читу, на пивобезалкогольный комбинат. Был светло-серый день. Пахло оттаявшей землей и тепловозным дымом. Тихо было в Сибири. Состав двигался мимо поселков с черными избами, полустанков с каменными будочками билетных касс и бетонными платформами. До Читы оставалось 133 километра. На переезде мужик в солдатском бушлате и вязаной шапочке-петушке оглянулся на поезд, начал было считать вагоны, да сбился и пошел дальше. А там и Чита.
Ящики перетаскивали в кузов грузовика. Грузчики недовольно швыряли их друг другу, несмотря на хрупкость груза. Работа эта была неприбыльной. А на шестом пути уже ждали узбеки с вагоном яблок. Десять бутылок забрал в холщовую сумку Степаныч. В ней он приносил из дома обеды — стеклянные запотевшие банки с картошкой, котлетами или макаронами с фаршем.
— Степаныч, на кой тебе эта тара? Все равно ведь не сдашь!
— Места знать надо, — не торопясь, ответил Степаныч. Он уже приплюсовал к стоимости бутылок имевшийся у него свободный гривенник. Жена выдавала Степанычу деньги только на проезд и даже папиросы покупала сама — он сильно пил. Степаныч решил купить «противотанковую» бутыль «Розового крепкого». Так и ушла бутылка за проходную.
Насчет мест Степаныч погорячился — после работы он безрезультатно обошел три гастронома. В первом отдел не работал. Во втором, кроме пива, ничего не было, а бутылки брали только на обмен. В третьем висело стандартное объявление, небрежно начертанное шариковой ручкой на куске оберточной бумаги: «Посуду не принимаем. Нет тары». Оставался винно-водочный магазин в самом верху улицы Журавлева. Идти было далеко, а что делать? Степаныч хотел выпить после ночной смены и поэтому дошел.
Магазин открывался в 11 часов. Вокруг разбитой пластиковой двери стояла толпа. Сзади она была разреженной, но у дверной ручки плотность достигала максимума, как у ядра кометы.
— Кто крайний, мужики?
— За мной будешь, — прогудел здоровый бич в брезентовой куртке с ромбиком «Мингео» на рукаве. За него цеплялся худой и остроносый, в сером пальто. На драповой спине виднелись отпечатки здоровых подошв.
— Посуду берут? Тара есть, никто не знает?
Толпа молчала. Каждый был погружен в собственные переживания и ощущения. Все переживали головную боль, стук в висках и тошноту. Только беленький старичок сказал чуть погодя, и не Степанычу, а куда-то в сторону: