Кровь и туман
Слава вернулась домой, где из привычного девушке не осталось и камня на камне. Без возможности всё исправить и без сил на попытку свыкнуться с новой жизнью, Слава ловит себя на том, что балансирует между двумя крайностями: апатией и безумием. Но она не хочет делать выбор. Она знает, что должна бороться… Вот только сможет ли?
Критический рубеж. Глава 1
Мой мозг нормально функционирует лишь в один временной промежуток – между часом ночи, когда мама, Дмитрий и Артур засыпают, и семью утра, когда первый из них плетётся на кухню, чтобы включить кофеварку. Из-за этого мне никак не заснуть больше, чем на сорок минут, и днём я чувствую себя перемолотой и спрессованной, как тот же чёртов кофе, что распространяет по квартире запах нового дня и заставляет мой живот болезненно сжаться.
Я до последнего не встаю с постели. Знаю, что находится теперь за её пределами, а потому ненавижу каждый сантиметр окружающего меня пространства. Особенно эту комнату… Чёртова комната, наполненная чёртовыми мягкими игрушками, постерами к кинофильмам и кучей девчачьих вещиц, которые я из этого настоящего не прячет по ящикам, чтобы не смущать брата, проживающего на соседней койке. Потому что Дани здесь нет, и его кровати тоже, и его разговоров перед сном, и его глупых шуток, и его запачканной красками одежды, разбросанной повсюду…
Я должна благодарить Вселенную за то, что Даня жив и счастлив, но это никак не меняет того факта, что здесь мы больше не семья.
Я эгоистка. И меня от себя тошнит, когда я желаю родителями Дани и Вани смерти, которой в этом настоящем им удалось избежать.
Выбираюсь из-под одеяла, ступаю босыми ногами на ворсистый зелёный ковёр. За последние две недели я возненавидела его так сильно, как, пожалуй, нормальный человек вообще не должен реагировать на неодушевлённые предметы. Но мне плевать. Я давно преодолела критический рубеж своего отчаяния.
Всё изменилось. И под “всё” я имею в виду абсолютно всё.
– Слава, доброе утро! – доносится мамин голос из-за закрытой двери. – Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – ворчу в ответ.
Две недели больничного – максимум, который Бену обманом удалось выбить для меня у куратора миротворцев, – не милой рыжеволосой Марты, а курчавого долговязого мужчины лет двадцати семи по имени Сергей.
Марты в штабе нет. Бен не стал искать информацию о ней, как я его не просила. Или, может, наоборот – сам уже нашёл что-то втихаря, но расстраивать меня ещё сильнее не захотел?
– Что будешь на завтрак? Кашу или хлопья?
Сожаления, приправленные горьким соусом из непонимания: как жить дальше?
