Чужие стены, молча и неотвратимо смыкаясь вокруг, выдавливали меня из вымученно глубокого сна. Они обдавали холодом, вытесняли воздух, давили и душили... Я проснулась.
Нет, стены на месте - там, где я видела их пару часов назад, не меньше чем в двух метрах от широкой кровати, и воздуха вполне достаточно.
Холод. Он и должен быть, ведь этот, как его... Кастор сказал, что до утра отключили отопление. Но под одеялом не холодно, да и стены на самом деле хранят тепло, накопленное за день.
Ужас от произошедшего вчера вечером - вот что заставило меня проснуться в самом жутком и безнадежном одиночестве.
Как же такое могло случиться? Это невероятно. Этого не может быть: чтобы я поссорилась с мачехой и ушла из дома...
Но это так. Унылая тьма чужой спальни - тому подтверждение.
И что теперь?
Кастор великодушно предложил свой дом на эту ночь, однако она уже на исходе. Завтра весь день - школа, а потом? Идти домой, как будто ничего не было? Будто мы с Медеей не нашвыряли друг другу в лицо самых непростительных оскорблений, или будто папа за меня заступился? О, нет. Боюсь, что и нынешним вечером у меня не хватит сил вернуться домой. Как далека я была от этого, просидев полночи на улице в окне магазина, пока рядом не остановился Кастор, так же далека буду и завтра, и послезавтра.
Гм, а ведь если бы не он, я бы уже ничего не чувствовала: ни ужаса, ни тепла.
Затормозив свой мотоцикл у края дороги, он сообщил, что отопление улиц в экстренном порядке отключено, и очень скоро температура воздуха понизится до минус тридцати пяти по Цельсию. Я вежливо поблагодарила, но с места не двинулась, хотя прекрасно знала, что такое минус тридцать пять для человека, одетого только в шерстяные брюки, тонкий свитер и туфли, - смерть. Но она лучше, чем возвращение домой.
Почему незнакомый парень это понял? Почему предложил переночевать в своем доме?
Лишь только он представился, назвав свое имя, стало ясно: он местный. В смысле, не такой, как я и почти все мои знакомые - не потомок людей, пришедших сюда с оружием под знаменем другой страны, уничтожавших всё, в чем можно было угадать угрозу, проигравших и оставшихся по странной просьбе победителей; он из тех, чьи предки поколение за поколением жили на этой чудовищно холодной земле, он из народа, от которого мало кто остался к концу войны.
Я всегда думала, что для них, местных, война продолжается, а за вежливой флегматичностью они прячут ненависть и желание увидеть всех нас мертвыми. Я считала (несмотря на уверения учителей, журналистов и Президента), что невозможно простить то, что натворили наши родители, и нам предстоит всю жизнь расплачиваться за их приход, но... Кастор предупредил о холоде и привез меня к себе домой. Показал большую пустую спальню и тихо прикрыл дверь с другой стороны. Может быть, он религиозен? Вроде бы, есть такие вероисповедания, которые учат прощать.
