Город

Самое хреновое во всей этой военной суматохе и бедламе было то, что нам негде было жить. Какие там удобства в виде персональной ванной комнаты, умывальника и чудесного белого унитаза. Мне и моим немногочисленным подчиненным подошла бы какая-нибудь худосочная палатка, можно без печки, можно без полов, лишь бы что-то было над головой. Вся масса войск, прибывающих в Беслан, шарахалась туда-сюда, ставила те самые палатки, которых мне так не хватало, сгружала технику с аппарели. Возле здания вокзала шарахались военные, одетые в непрезентабельные «песочки» и вошедшие в моду черные вязаные шапочки.

А я и семь моих бойцов-срочников, которых я, по укоренившейся привычке, называл матросами, бродили неприкаянно. И вот тогда я уверовал, что птица-удача не такая уж и слепая. В первые дни тихого опупения и впадания в маразматический транс и общий хаос, творившийся вокруг, голова не работала совсем. Мозг не принимал вообще ничего из окружающей обстановки, потихоньку все отторгал. В недавнем времени в неуклюжих лейтенантских мечтах я представлял себе: прибываю такой умный и красивый в солнечную кавказскую республику Аланию, и тут меня чуть ли не на перроне Владикавказского железнодорожного вокзала подхватывают под белы рученьки, вручают злобных спецов, готовых порвать все и вся, я вливаюсь в дружный коллектив боевого подразделения и чуть ли не в одиночку усмиряю бунтующий Грозный.

В мыслях так и рисовалось: подкатываю на красавце БТРе к Президентскому дворцу, который построили на месте красивейшего фонтана, резко и без потерь его зачищаю, пленю Дудаева, докладываю большому, красивому и обязательно толстому генералу о выполнении задачи, получаю заслуженное звание Героя и еду осматривать места, где прошла моя бесшабашная юность.

Действительность меня макнула прямо мордой в асфальт на перроне железнодорожного вокзала. И после этого пинала и по заднице, и в спину самыми нелицеприятными способами. Я за неделю обломался и стух. Литровая бутылка водки, мирно покоившаяся в рюкзачке, была украдена вместе с самим рюкзаком и всем его содержимым какими-то ретивыми военными нерусской национальности еще в Прохладном. Я стал военным бомжом-лейтенантом. Слава богу, хоть документы при себе были. Сейчас вспоминаю с дрожью, как я таскался, злой и голодный, чудом добравшийся до Беслана по скопищу войск, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кому я был нужен.