Ничего нельзя предугадать, все происходит под небом,
которое ни о чем не предупреждает
Морис Метерлинк
— Он просто чудесный! — Марго щебечет, словно птица, баюкая племянника на руках. Правда, она больше похожа на коршуна, и, окинув взглядом лица Наны и ее чумового муженька, я поняла, что им и самим не по себе от мысли, что теперь придется как-то отбирать у этой наседки собственного сына.
— Ты в порядке? — Нана подвигается ко мне, гладит по плечу.
— Да, в полном, — лгу я. Как будто все они не знают, что я «не в порядке» уже очень давно.
Честное слово, мне не стоило сюда приезжать. И я сделала все возможное, чтобы подкрепить отказ парочкой надежных аргументов.
Во-первых, последние шесть месяцев я вообще не появляюсь на людях, коротая дни в своей маленькой квартирке под крышей высотки в паре кварталов от центра. Я больше не хожу по магазинам, не бываю на вечеринках, не смотрю телевизор, в моем доме разбиты все зеркала кроме того, что висит в ванной. Я стала практически гуру в умении интернет-покупок одежды, обуви, продуктов и бытовой техники. Я больше не трачу деньги на дорогие абонементы в спортзал, потому что в подвале моего дома есть суровая мужская «качалка», где я — единственная девушка. За полгода я научилась не обижаться на «мелкую», «сопливую», «тощую» и доросла до «пуговицы». Надо видеть лица сорокалетних мужиков — а там только такие, никаких гламурных принцев — которые до сих пор дергаются и хотят подстраховать, когда я подхожу к штанге.
Во-вторых, я больше не Черная королева подиума. Я просто Аврора Шереметьева — и моя жизнь перечеркнута аварией, подробности которой газетчики до сих пор смакуют с остервенением дорвавшихся до мозговых костей голодных псов. Любое мое появление на публике тут же поднимает новое бурление. Месяц назад, когда я рискнула выползти из своего логова, эти стервятники преследовали меня несколько кварталов. Все кончилось моей разбитой машиной. Опять.
Все, хватит с меня всего этого.
Я быстро подымаюсь, бормочу извинения пополам с притянутыми за уши отговорками о не выключенном утюге. Счастье Наны и ребенок у нее на руках — это слишком большая красная тряпка для моего внутреннего быка по кличке «Сожаление». Хвала богам, Нана не из болтливых, и Марго до сих пор ничего не знает ни о моем случайном залете, ни о том, что в тот день, когда я осознала, что оставлю ребенка вопреки желанию его отца, мое тело решило иначе.
Счастье Наны слишком яркое и горячее, и оно обжигает. И это последнее, что нужно моим незажившим ранам.
