Торжество добродетели
(из петербургской жизни)
— Так вы поступаете с несчастной, любящей вас женщиной, через год любви! Только через год! Я, беззащитная молодая вдова, приехала в этот столичный омут, в этот ваш Петербург, не успев оправиться от безвременной утраты любимого мужа, без средств к жизни, желая в большом городе найти себе честный кусок хлеба, поступив в гувернантки, в лектрисы, в компаньонки, в конторщицы, чтобы, добывая себе скудное пропитание тяжелым трудом, окончить свою жизнь, как была, — честной женщиной.
Она быстрым движением откинула шлейф своего роскошного утреннего капота и нервно заходила по мягкому, пушистому ковру убранного как игрушка будуара.
Он стоял, опершись правой рукой на спинку chaise longue'a с опущенной головой и молчал.
— Я встретилась с вами, — она остановилась снова перед ним, — я увлеклась, я, слабое созданье, была не в силах устоять против вашей элегантной внешности, против ваших заискивающих ласк, против хитросплетенных сетей соблазна, я отдалась вам безраздельно, бесповоротно, безрассудно…
Она закрыла своими маленькими ручками, сплошь унизанными дорогими кольцами и браслетами, красивое вызывающее лицо, обрамленное роскошными волосами пепельного цвета, и замолкла.
Он не смел поднять на нее глаза.
— Правда, вы окружили меня роскошью, — начала она снова упавшим голосом, бессильно опустив руки и обводя комнату полупрезрительным взглядом, — вы исполнили все мои прихоти, даже капризы, вы, видимо, любили меня, но эта роскошь, этот комфорт куплены ценой моего падения…
Она истерически захохотала.
— Я простила вам и это, я до сего дня любила вас, любила безумно, мысль о неверности казалась мне преступлением среди этой жизни в грехе, а вы… через год, только через год…
Она подступила к нему совсем близко.
— Где вы были вчера вечером?
Он сделал движение губами, не поднимая головы.
— Не открывайте рта, не оправдывайтесь, я знаю это лучше вас… В отдельном кабинете у Кюба с одной из тех тварей, которые составляют достояние всех… Вы, пользующийся взаимностью красивейшей женщины Петербурга…
Она отступила от него и окинула себя быстрым взглядом в огромном трюмо.
— И притом честной женщины… — с пафосом добавила она.
— Идите вон! — крикнула она через мгновение, сделав величественный жест по направлению к двери, — и чтобы нога ваша не переступала этого созданного вашими же грязными руками гнездышка любви…
Он продолжал стоять молчаливый, смущенный, застигнутый врасплох.
Она была права, он был виноват, он поддался обаянию французской сирены, но как могла она узнать про это таинственное свидание, при котором им принято столько предосторожностей?
