На полпути в ад

Рис. Левона Хачатряна.

Перевела Наталья Куняева.

Поспешно решив покончить счеты с жизнью, Луис Терлоу заглянул а банковскую книжку: на счету у него оставалось сто с небольшим фунтов.

— Прекрасно, — заметил он. — Съеду-ка я с этой вонючей квартиры и пороскошествую недельку в «Барашке». Еще разок вкушу от всех маленьких радостей жизни, прежде чем сказать им «прости».

И он снял номер в «Барашке", где вконец загонял мальчишек-посыльных. То они неслись на Пиккадилли покупать хризантемы — ему хотелось вдохнуть аромат наступающей осени, которую он уже не застанет. То он отправлял их в Сохо за французскими сигаретами, чей вкус оживлял воспоминания об одной прелестной гостинице с видом на Сену. Он распорядился доставить из галереи в Нейи на несколько дней маленькое полотно Мане — «чуть-чуть пожить с творением прекрасного» — объяснял он с весьма загадочной улыбкой. Можете не сомневаться, что ел и пил он только самое отменное; кусочек одного, глоток другого — ведь ему со стольким предстояло проститься.

В последний вечер он позвонил Селии: ему заблагорассудилось еще раз услышать ее голос. Сам он, понятно, хранил молчание, хотя его так и подбивало произнести: «Чем все время трещать «Алло», сказала бы лучше «Прощай!». Но она с ним уже попрощалась, а его учили не жертвовать хорошим вкусом ради дурного словца.

Он положил трубку и выдвинул ящик ночного столика, где хранил купленный я несколько приемов запас веронала.

«Что-то многовато придется глотать, — подумал он. — Вот уж верно: все познается в сравнении. Я льстил себе, что далек от тех суматошных, бестолковых самоубийц, кто сломя голову кидается выжигать себе потроха какой-нибудь химией. Теперь же мне кажется, что завершить столь приятную неделю, впихнув в себя два десятка таблеток и запив их двадцатью глотками воды, едва ли намного утонченнее. Впрочем, такова жизнь. Не будем нервничать и спешить».

Рассудив так, он поудобней устроился на подушках, поздравил себя с выбором пижамы и поставил на столик некую фотографию, прислонив ее к будильнику.

— Аппетита у меня никакого, — посетовал он. — Заставляю себя есть, только чтоб друзей ублажить. Нет ничего занудней безнадежно влюбленного.

С этими словами он жеманно приступил к своей последней легкой, неприхотливой и скудной трапезе.

Таблетки подействовали довольно быстро. Наш герой смежил веки. Он оформил на лице улыбку, какую пристало иметь человеку со вкусом, когда его поутру застают мертвым. Он отключил тот моторчик, что тянет всех нас сквозь время, и приготовился отлететь в долину теней.