Шарлин сидела на нулевом этаже высотного здания и смотрела в окно. Это была обычная многоэтажка из стекла и бетона, типичная для архитектуры Главного города. Количество этажей в ней равнялось числу лет, проводимых человеком в интернате. Арифметика простая: до момента, когда ребёнку исполнится один год, он пребывает на нулевом этаже, до двух – на первом, и так далее. Вообще-то, Шарлин полагалось находиться на четырнадцатом этаже – ведь ей было четырнадцать лет. Но она сидела на нулевом. Девочка дожидалась очень важного, на её взгляд, события, которое происходило ежемесячно, в точно определённое время. Наблюдать за ним лучше всего было как раз из окна нулевого этажа.
– Может быть, кто-нибудь из них заплачет, – предположила Шарлин, обращаясь к Спуни. – Представляешь? Мы услышим самый настоящий плач. Я специально открыла для этого форточку. Тебе нравится звук плача?
Спуни кивнул.
– Мне тоже, – согласилась его хозяйка. – Этот звук такой резкий и громкий! Его ещё называют «крик младенца». Здорово, правда?
Спуни снова кивнул. Он был голографической игрушкой – маленьким привидением, нарисованным в пространстве. Шарлин придумала ему смешную рожицу и голубой светящийся плащ с капюшоном. Чистая классика, никакой экстравагантности. Жаль, что Спуни не умел говорить – в кластере, который висел на руке его хозяйки, отсутствовали динамики. Их убрали специально, чтобы не провоцировать детей на шумные игры.
– Сколько минут осталось? – спросила девочка. В глазах у привидения мгновенно засветились цифры. – О, уже немного! – обрадовалась она. – Семь минут, и мы всё увидим. Их машина никогда не опаздывает!
Шарлин напряжённо посмотрела туда, где асфальтовая, прямая, как стрела, дорога скрывалась за горизонтом. По её обочинам зеленела густая, аккуратно подстриженная и невероятно яркая трава. Это был селекционный газон, за которым очень тщательно ухаживали, ревностно удаляя любые сорняки. Ведь сорняки – это опасность. Их семена могли быть занесены ветром с востока, а там… Даже страшно подумать, что могло быть там, на востоке.
Но девочку сейчас занимало не это. Она ждала машину.
Вокруг, насколько хватало глаз, высились многоэтажки. Интернат, наверное, был здесь самым низким зданием. Его стеклобетонных соседей по праву можно было называть небоскрёбами. Пятьдесят, шестьдесят, семьдесят этажей. Где-то на юго-западе, слышала Шарлин, есть и стоэтажные здания – непомерно высокие, угрюмые и пустые. Многим из них было по двести-триста лет. Они стояли, как напоминание о тех временах, когда в Главном городе жило очень много людей.
