Я с первого взгляда понял, что этот проклятый гриб ядовит. Только отрава одевается в такой кардинальский пурпур, старательно украшает его золотыми прожилками, а потом выставляет себя на всеобщее обозрение в полной уверенности, что никто не рискнет к ней притронуться. Мы оба одновременно заметили его на покрытом гнилью, сочащемся зеленоватой водой пригорке у слоноподобного подножия огромного дерева, одного из тех чудовищ растительного мира, чьи могучие ветви раскидываются далеко во все стороны, словно скользкие и липкие змеи, не отличимые ни от обвивающих их лиан, ни от настоящих змей из плоти.
— Черт побери! — воскликнул Джим.
До развалин, о которых говорил нам Нгала, было уже недалеко, но сумерки начинали сгущаться, а я вовсе не жаждал встречи с диким зверьем, чье рычание мы все время слышали (хотя Джим и утверждал, что это мне чудится). Поэтому я сделал вид, будто поглощен своими мыслями, и продолжал молча идти вперед. Но Джим окликнул меня, и мне пришлось остановиться.
— Что-нибудь не так, Джим?
— Да! О матерь белого слона! Поди-ка сюда, Верной!
Тут я сразу стал очень осторожным (когда Джим упоминает белого слона, всегда лучше быть осторожным). Я обернулся и с удивлением увидел, что он стоит как вкопанный над этой пурпурно-золотой ловушкой. Было уже довольно темно, но вокруг гриба дрожало какое-то слабое радужнре сияние. Не знаю, почему — может быть, меня просто начинала пробирать вечерняя сырость — я дернул плечами под влажной рубашкой, стараясь избавиться от неприятной дрожи. Джим, казалось, был весь во власти странного возбуждения.
— Правую руку прозакладываю, что это лнага!
Как ты думаешь, Верной?
— Вот не знал, что ты интересуешься грибами, — сказал я по-прежнему осторожно. — Они не по моей специальности…
— Чушь! Лнага как раз по твоей специальности.
А если ты за все три месяца твоих исследовашга ничего о ней не слышал, то позволь мне усомниться в глубине и обширности твоих познаний.
Я чуть было не закричал: «Ну вот, тебе мало, что ты нас задерживаешь и мы вместо того, чтобы быть уже в развалинах Нгалы, все еще торчим здесь, в лесу, где нам угрожают дикие звери! Ты к тому же меня оскорбляешь!».
Но ведь оп упомянул белого слопа, а потому я только пробормотал;
— Мне никто ничего не говорил об этом лнаге…
Однако я с тем же успехом мог бы и промолчать — он все равно не обратил никакого внимания на мои слова.
— Гм… м, — промычал он.
— А что это такое?
Он посмотрел на меня с жалостью — так смотрят на младенца, прикидывая, стоит ли принимать его всерьез и что-нибудь ему объяснять. Но решив, по-видимому, что сделать это все же необходимо, он начал длинную лекцию, словно мы были на террасе у Фреда, а не в диких джунглях, на которые спускалась ночь.
