Патрульных было четверо. Двое сразу протиснулись в купе. Стало тесно и душно. Свет керосинки, и без того неровный, от дуновения воздуха запрыгал по стенам, по смутным лицам.
Один из вошедших — очень красивый молодой человек во франтоватом полушубке, перекрещенном ремнями, в папахе из белого курпея — подсел к Маше. Второй — сильно постарше, в долгой шинели, в ломаной фуражке — остался стоять. Он был, видимо, главным в квартете. Жестом показал остальным, чтобы оставались в коридоре. Те кивнули, демонстративно сняли винтовки с плеч.
Владимир начал доставать документы, старший остановил его:
— Не надо бумажек, мне твои золотые погоны уже всё сказали, что мне нужно. Офицер, значит, а?
— Я комиссар Временного правительства, возвращаюсь из длительной командировки по Сибири и Уралу.
— Может, теперь мне перед тобой навытяжку стать? А? — старший достал из кобуры наган. — Так не дождёшься. Нету твоего правительства. Две недели уже как нету. И ты, выходит, не комиссар, а никто. Тебя тоже нету. Значит, и не должно быть? А? — спросил как бы для верности и сам же заключил. — Не должно. А раз так — пошёл на выход, контра!
— Погодите! Послушайте, что вы хотите от нас? — Владимир заволновался. Больше за Машу — красавец в ремнях поглядывал на неё с преувеличенным восторгом. И всё подвигался к ней, будто невзначай. Она совсем вжалась в угол, к стенке.
— От вас? От вас мы ничего не хотим. Ты, барышня, можешь топать домой, — старший добро улыбнулся. — А ежели желаешь, вот и кавалер наш запросто проводит до дому. Желаешь, а? Всё равно этот контрик, — он кивнул на бледнеющего Владимира, — тебе уже без надобности. Он кто тебе был-то? А?
— Он мой жених! — голос у Маши дрожал, она старалась перебороть жуть, прихлынувшую к сердцу, захолодившую его. — И не был. Он есть и останется им!
— Был — может, и был. А вот останется — навряд ли, — задумчиво протянул старший, повернулся к Владимиру, сказал буднично. — Пошли, офицер. Да не трожь ты чемодан, не надо — не понадобится.
— Чего не надо-то? — возразил красавец, глядя при этом на Машу. — Пусть берёт — пригодится.
— И то верно! Забирай своё барахлишко, — согласился старший.
— Но вы как-то должны объяснить, в чём дело, в чём моя вина? — Владимир спрашивал по инерции. В последние дни он уже успел насмотреться на то, что творилось по России, прекрасно понимал, что сейчас произойдёт, смирился. Вот только Маша… Машенька….
— Это тебе лучше наш теоретик объяснит, — сказал старший, повернулся к стоявшему в коридоре молодому человеку в городском пальто и круглой шляпе. — Вот он по всем пунктам разложит. Разложишь, а?
