Генрик Сенкевич
Наброски углем,
или Эпопея
под названием
"Что происходило в Бараньей Голове"
Глава I,
в которой мы знакомимся с героями и начинаем надеяться,
что должно что-то произойти
В деревне Баранья Голова, в канцелярии волостного войта, царила полнейшая тишина. Войт, пожилой крестьянин по имени Францишек Бурак, сидел за столом и с большим старанием выводил на бумаге какие-то каракули, между тем как писарь, пан Золзикевич, человек молодой и преисполненный надежд, стоял у окна, ковырял в носу и отмахивался от мух.
Мух в канцелярии было не меньше, чем на скотном дворе. Все стены до того были засижены ими, что потеряли свою первоначальную окраску. Ими же были испещрены стекло на картине, висевшей над столом, бумаги, печати, распятие и канцелярские книги.
Мухи преспокойно ползали и по войту, как по какому-нибудь обыкновенному заседателю, но в особенности их привлекала благоухающая гвоздичной помадой голова пана Золзикевича... Над этой головой обыкновенно носился целый рой мух, которые садились на пробор, образуя живые движущиеся черные пятна. Время от времени пан Золзикевич осторожно поднимал руку, а затем быстро ее опускал; слышалось хлопанье ладони по голове, мухи с жужжанием взлетали вверх, а пан Золзикевич, наклонив свою шевелюру, извлекал пальцами из волос трупы и бросал их на пол.
Было четыре часа дня, в деревне царила тишина, так как люди ушли на работу, только во дворе канцелярии терлась о стену корова, и время от времени показывалась в окне ее морда с сопящими ноздрями и слюной, свисающей с губы.
Защищаясь от мух, она то и дело откидывала свою тяжелую голову, причем задевала рогами за стену. Тогда Золзикевич высовывался из окна и кричал:
- Пошла... А, чтоб тебя...
Затем смотрелся в зеркальце, висевшее у окна, и снова начинал флегматично ковырять в носу.
Наконец, войт прервал молчание:
- Пан Золзикевич, напишите-ка вы этот "рапурт", что-то у меня выходит нескладно. Писарь-то все ж таки вы!
Но пан Золзикевич был в дурном настроении, а когда у него бывало дурное настроение, войту приходилось все делать самому.
- Так что ж, если писарь? - возразил он пренебрежительно. - Писарь обязан писать начальнику или комиссару, а к такому же войту, как вы, сами и пишите.
С минуту помолчав, он прибавил с величественным презрением:
- А что мне какой-то войт? Мужик - и только! Мужика хоть медом мажь... мужик все останется мужиком! - И он опять посмотрелся в зеркало и поправил волосы.
Войт был задет за живое и ответил обиженным тоном:
- Ишь ты какой! Будто я с "конюссаром" чай не распиваю?
