«С одной стороны – да, почти сирота, и кому там до неё дело. Но ведь жалко, что и так жизнь не сложилась, за неудачника вышла и гниёт здесь. С другой стороны – ты сама не гнилая?» – сегодняшним днём дурные мысли окончательно съели голову Ефрему, и он не мог больше этого терпеть. В этот раз он возвращался домой не с пустыми руками, а прихватил с лесопилки тяжёлый топор с длинным топорищем для стёсывания сучьев на бревнах. Чтобы большой предмет не сильно бросался в глаза, он решил спрятать его в белый капроновый мешок.
С каждым шагом топорище неприятно отбивало по почкам. Ефрем раздраженно рванул его и перекинул мешок на другое плечо. Потом он закурил, вслушался в шум ветра, гуляющего по разбитым чердачным окнам. Ему подумалось, что через центральную улицу лучше не идти. Всё дальше от работы он пробирался огородами, мимо заборов, к своему дому.
«И да, ладно бы сказала, и чёрт с ней, и пусть. Но молчит же, и лицо такое невинное, такая хорошенькая, а я… Сука! Ладно. Так не доставайся же ты никому!» – снова с негодованием подумал Ефрем и ускорил шаг.
Липкая коричневая грязь громко зачавкала под подошвами сапог, и Ефрем понял, что сегодня домой он опять придёт грязным, как это случается в его маленьком таёжном городе каждую весну, как только начинает таять снег.
Оказавшись снова на дороге, он зашёл в магазин и купил бутылку пива, чтобы унять усиливающуюся дрожь в руках. Ветер почти утих. Редкие фонари скудно освещали кривую улицу, а со стороны дворов деревянных двухэтажных бараков непрестанно лаяли собаки.
Вся эта однообразная суета, вся эта дрожь и вечное беспокойство тормозили ощущение самого себя в пространстве и времени, которого зачастую за этой суетой не замечаешь. Наверное, это и даёт всем людям то самое успокаивающее ощущение стабильности в жизни.
Пустая бутылка осталась торчать в посеревшем сугробе, а человек с мешком за плечом свернул к своему косому бараку.
– Женька! – крикнул он своей жене после того как обил о порог снег и начал развязывать мешок. – Иди сюда, покажу тебе чего.
– Я занята! – послышался из ванной писклявый голосок жены, от которого Ефрем недовольно поморщился и только утвердился в своей решительности сделать задуманное.
– Ну, выйди на минуту! – упрашивал он, доставая из мешка топор.
– Чего надо тебе?
– Разговор есть.
– Подождёшь со своими разговорами, – отозвался высокий голос.
– Сюда вышла! – злобно прошипел муж, стараясь громко не кричать.
– Ой, иди-ка нахуй! – крикнула Женька и сильнее открыла душевой кран.
– Ладно, – вздохнул Ефрем, разулся и прошёл в коридор к закрытой двери ванной комнаты. Он протянул руку к круглой потёртой ручке, но та не поддалась.
