Один посреди бескрайней пустыни Мохаве, в два часа ночи, на скорости семьдесят миль в час, я чувствовал себя в безопасности и верил, что если и поджидали впереди ужасы, то до них оставалось еще много миль. Уже не первый раз в моей странной жизни безопасность обернулась иллюзией.
Я склонен всегда надеяться на лучшее, даже когда разъяренный трехсотфунтовый самоанский борец душит меня детской скакалкой. Между прочим, из той затруднительной ситуации я выпутался живым — в основном за счет того, что ухитрился добраться до его любимой шляпы поркпай, которая, как он верил, приносила удачу. Когда я бросил шляпу на манер фрисби, а он выпустил из рук скакалку, чтобы поймать свой головной убор, мне удалось дотянуться до крокетного молотка и удивить здоровяка ударом по гениталиям. Удар возымел поразительный эффект, поскольку на самоанце были лишь стринги. Извечная надежда на лучшее обычно меня не подводила.
Как бы то ни было, в полнолуние пустыня казалась не менее зловещей, чем пейзаж чужой планеты. Большая черная змея шоссе вилась меж некрутых подъемов и пологих спусков, по песчаным низинам, которые светились, словно от радиации, мимо неожиданно выраставших из земли нагромождений скал. Видневшиеся в них не то кварцитовые, не то какие-то другие прожилки в свете фар мотоцикла «Большой пес» вспыхивали огненными венами.
Несмотря на полную луну и три ослепительных ока мотоцикла, Мохаве утопала во тьме. Полуразличимые мескитовые деревья и заросли колючек щетинились во мраке и, казалось, так и норовили броситься на меня, словно стремительные враждебные звери, когда я мчался мимо.
Из-за широкого обтекателя и кофров мотоцикл «Большой пес» модели «Бульдог-нюхач» выглядел так, словно был создан для солидных семейных мужчин, но благодаря инжекторному V-образному двигателю объемом сто одиннадцать кубических дюймов выдавал скорость, которой позавидовал бы любой. Перед тем как свернуть на эту менее оживленную дорогу, я двигался по федеральной трассе, и быстрый поворот ручки газа позволял мне без труда обогнать любую легковушку или грузовик, тащившиеся впереди. Теперь я ехал на скорости семьдесят миль в час, удобно устроившись на низком сиденье. Резиновые опоры двигателя сводили вибрации к минимуму.
На мне были круглые мотоциклетные очки и углепластиковый шлем, оставлявший уши открытыми, однако завывания ветра и хриплый рев «Большого пса» заглушили звук, с которым меня нагнал «Кадиллак Эскалейд» с погашенными фарами. О своем присутствии водитель объявил оглушительным гудком, а потом врубил фары. Они вспышками отразились в моих зеркалах, и мне пришлось обернуться через плечо, чтобы увидеть: между нами не более пятидесяти футов. На таком расстоянии и на такой скорости внедорожник казался ужасающим чудищем.
