Газету принесли очень рано. Сведения в ней были обычные, военные. Впрочем, Пётр Игнатьевич не совсем внимательно и прочёл. Дело в том, что вчера сослуживец, человек вялый и на память неспорый, сказал: "А кто-то мне передавал, Петр Игнатьевич, кто, хоть убей, не помню, будто на прежней вашей квартире, собственно, в соседнем домоуправлении, поскольку ваша квартира разбомблена, ждёт вас письмо и, если не ошибаюсь, из Саратова". Вот и всё.
Кто из Саратова? Почему из Саратова? До войны семья Власовых была чрезвычайно многочисленной. В Гомеле, где они жили, многолюдной семьёй не удивишь, но о семье Власовых даже упоминалось в газете. Писали также, что семья дружна, впрочем, так обо всех семьях пишут. Разумеется, были ссоры, и даже по пустякам, но теперь, если вглядеться, семья действительно была отличная, почти несбыточно отличная.
Недобрая година досталась Власовым! В первые же дни войны убило стариков, там принялось за тех, кто помоложе, а по дороге, знать, унесло и детей. Перед самой войной Пётр Игнатьевич — он к тому времени работал в Москве — отправил жену с тремя детьми погостить к родителям. Писем от жены не было недели две. Пришёл он как-то с учения — его уже зачислили в ополчение, — а в окне столовой гудит здоровеннейший шмель и гудит так, словно овладел всей квартирой. На столе письмо, почерк чужой.
От всей семьи с её детьми, внуками, племянниками, двоюродными, троюродными, бабками и глуховатыми дедами уцелели только два брата: старший, Пётр, и младший, Иван. И от Ивана не было с фронта вестей вот уже месяцев пять. А парень он очень аккуратный, и не мог он написать на прежний адрес: по его же словам, новый адрес брата он запомнил наизусть — Якиманка, 34, кв. 15.
"Может быть, знакомый? Или фронтовой его товарищ в Саратове, которому и передал он последние слова? — думал в смятении Петр Игнатьевич. — Но почему, повторяю, по прежнему адресу? Бредил, что ли? Поскорее бы окончить служебные поручения — для того и поднялся рано — и получить письмо. Как фамилия этого профессора, который временно исполняет обязанности управдома? Что-то странное. Ах, да, профессор Мускусный, юрист. Впрочем, если привыкнуть, ничего странного и нет".
Но при всём том, если оглядеться, день хорош, крайне хорош, несмотря на все перенесённые страдания, а может быть, именно потому. То, что не увидали твои дети, жена, сестра, отец и мать, твои племянники и племянницы, досмотри и дорадуйся ты! В этом наслаждении нет ничего позорного, наоборот, оно даже в какой-то степени обязательно — то, что называют "свершением", когда мечут верх скирда. "Мы ведь выехали все из деревни и ещё помним эти деревенские термины".
