Бубба Хо Теп

Джо Р. Лансдейл

Спасибо

(Марку Нельсону) за перевод восточно-техасских «египетских» иероглифов

Элвису снилось, что он достал член, чтобы проверить, не заполнился ли опять

нарыв гноем. Если да, то он назовет нарыв Присциллой, в честь бывшей жены, и чтобы

раздавить, подрочит. Ну или так ему это нравилось называть. Во снах это можно. А по

правде стояка у него не было уже годами.

Эта сука, Присцилла. Лепит новую прическу и сваливает, и только потому, что

застала его, когда он трахал певицу госпелов с большими сиськами. Ведь все равно эта

певица не имела никакого значения. Присцилла должна была это понимать, так зачем

раздувать из мухи слона?

И когда вообще это было, когда Присцилла ушла?

Вчера? В прошлом году? Десять лет назад?

О боже, он вдруг осознал все тут же, как только выскользнул из сна, как мягкая

какашка из широкой задницы — а он уже разучился думать о себе или жизни в каком-то

другом контексте, не связанном с нечистотами, ведь он так часто сильно уставал, что во

сне совершенно не следил за собой, а просыпался в океане мочи или дерьма и ждал, пока медсестры или медбратья не придут и не подотрут ему зад. Но теперь он все

осознал. Вдруг понял, что прошло уже много лет с тех пор, как он предположительно

умер, и еще больше с тех пор, как ушла Присцилла, и сколько ей теперь лет?

Шестьдесят пять? Семьдесят?

А ему сколько?

Боже! Он уже почти поверил, что слишком старый, чтобы жить, и должен быть уже

мертв, но вот только, к сожалению, не поверил до конца. И он понял, где находится

сейчас, и в этот момент осознания искренне пожелал себе умереть. Ведь это было хуже, чем смерть.

Напротив его сосед по комнате, Бык Томас, выл и кашлял и стонал и снова

проваливался в мучительный сон, рак пожирал его внутренности, как крыса, которую

заткнули в арбузе.

Вопль боли, злобы и негодования из-за старости и болезней был тем немногим, что

теперь осталось в нем от быка, а ведь Элвис видел его фотографии из молодости, и Бык

был еще тем бычарой, о да. Грудь колесом, рожа кирпичом, высоченный. Наверное, думал, что будет жить вечно и счастливо. Бухать, закидываться таблетками, с хреном по

колено до конца времен.

Но теперь Бык весь сморщился, стал не более чем морщинистой, белой, как

простыня, шелухой, что иногда дергается от пульсов крови, когда карцинома решала

перекусить.

Элвис вжал кнопку для смены наклона койки, приподнялся. Бросил взгляд на Быка.

Тот тяжело дышал, его костлявые колени поднимались и опускались, словно он катился

на велосипеде; простыня слабо вздымалась там, где были коленные чашечки, похожая

на две палатки, что приподнимались и опадали, приподнимались и опадали.