Мудрецы говорят, что марксизм, как политическая и экономическая
теория, умер.
Говорят довольно долго, слаженно и гладко. Правда, вот незадача:
заглянув в очередную работу, предлагающую разоблачение коммунистических
бредней, основанную якобы на новейших достижениях экономики,
социологии, а то и антропологии, находишь практически всегда тезисы
родом из девятнадцатого века, суждения, над которыми успели вдоволь посмеяться
в своих произведениях еще Каутский и Плеханов. Из девятнадцатого
века, например, пришло к нам положение о том, что акционерный капитал,
в котором принимают участие, разделяя прибыли и убытки, трудящиеся,
способен если не устранить, то сгладить материальное неравенство.
В веке двадцатом это открытие превратилось в целую концепцию «народного
капитализма». Занудные марксисты, конечно, объясняли, что акционерные
общества являются не более чем средством перекачивания накоплений
«среднего класса» в карманы крупных воротил, что на практике они лишь
увеличивают концентрацию капитала в руках немногих крупных собственников
— но какой уважаемый и солидный человек станет слушать марксистов?
Стоит ли напоминать, что за последнее столетие в капиталистическом
мире неравенство в доходах между богатыми и бедными непрерывно возрастало
(недавно был преодолен еще один «психологический» рубеж — выяснилось,
что один процент человечества владеет половиной мирового богатства)?
В плане объяснения того, как работает экономика, практические
результаты и объективная реальность неизменно оставались на стороне бородатых
классиков и их ортодоксальных последователей.
Правда, с былинных времен у антимарксистов появился-таки один относительно
новый и достаточно предметный аргумент: это — «Неудача Коммунистического
Эксперимента» двадцатого века. Оставляя за бортом споры
о том, насколько «эксперимент» был коммунистическим на разных своих
этапах, надо признать: тысячи преподавателей марксизма-ленинизма, в одну
ночь обернувшихся апологетами Мизеса, Хайека, Ивана Ильина, а местами
и вовсе какой-нибудь «Рухнамы» — это неопровержимый исторический
факт, и в мешок его, безусловно, не спрячешь. Вот только проблема: за время,
прошедшее с крушения «реального социализма», успели последовательно обанкротиться все сколько-нибудь «прогрессивные» политические течения,
все оттенки социал-реформизма и «левого» либерализма, которые нам
ставили в пример еще при жизни СССР. Демонтаж европейского «социального
государства» западные трудящиеся, честь им и хвала, встречают масштабными
забастовками и ожесточенными уличными боями — но, порабощенные
«тиранией бесструктурности», провозглашающие «деполитизацию»
протеста, каждый раз проигрывают и отступают. Демонтаж ближневосточных
«светских диктатур» привел не к торжеству буржуазной демократии
(которая, если верить либеральным философам, является единственной соответствующей
человеческой природе формой правления), а к торжеству
исламизма и разгулу террора. Мультикультурализм, как оказалось, работает
настолько плохо, что не в силах интегрировать в европейское общество не
только современных беженцев, но даже детей эмигрантов, родившихся и
выросших в Париже или Брюсселе (достаточно вспомнить, кто является исполнителями
большинства последних терактов в Европе). В итоге все громче
становятся голоса тех, для кого уже и либерализм является непростительно
«левым», тех, кто считает, что «все пошло не так» не в шестьдесят
восьмом или семнадцатом году, а в тысяча семьсот восемьдесят девятом. За
относительно «умеренными» правыми популистами типа Ле Пэн и Трампа
(готовящегося, между прочим, к прыжку в кресло президента Вселенной) на
очереди стоят уже совершенно пещерные мракобесы, слабо отличающиеся
от процветающего ныне в Ираке и Сирии Исламского Государства. И в мире
социально-политической деградации это еще далеко не дно, от которого
можно оттолкнуться...