Невинная для братьев

В этот день моя жизнь сломалась

— А ну, вставай, — меня жестоко вырывает из сна скрипучий мужской голос, не обещающий ничего хорошего. Не успеваю толком открыть глаза, одеяло летит в сторону, а меня, точно куль с тряпьём, грубо выдёргивают из постели.

Ещё смаргиваю сон, обхватываю плечи руками, а меня толчком в спину отправляют на выход из тесной комнатки.

— Быстрее, — опять получаю толчок в спину от невысокого, коренастого мужика. Широкое щерблённое оспинами и шрамами лицо. Безликий взгляд, кривой нос. Санчо Диез! Отвратительный мексиканец, с которым работает мой отец, и от которого я умоляла уйти…

Да, мне нужен колледж. Да, нужна одежда, курсы и что угодно ещё, но эти… мексиканцы — пугали всегда. Тем более банда Леона Кортеса!

Я знала кто они, в порту работали разные люди и нет-нет, да мальчишки травили байки про некого Барона, таинственного мексиканца с которым якобы якшается папа, и который руководит этими отвратительными людьми, что сейчас топчут мой пушистый розовый ковёр.

И если мексиканцы, эти животные, у нас дома, значит… ничего хорошего это не значит! Я никогда не видела их близко и никогда такого сорта люди не бывали в нашем доме. А теперь моё логово кажется осквернённым, испорченым, испачканным.

Но не это самое страшное. Куда страшнее, что смертоносные щупальца мифического кракена, добрались до моей семьи!

До меня, до отца…

От ужаса сердце рвётся из груди.

Я испуганно глазами ищу папу.

Лишь бы жив!

Лишь бы жив!

— Шагай, — словно услышав мои молитвы, другой бандит, Родригос из соседней комнатки за шкварник в коридор влачит моего несчастного отца.

Этого мексиканца я тоже знаю и боюсь, и всегда прячусь по совету отца и бабки, что следят за хозяйством, когда они сходят в нашем порту.

Отец выглядит ужасно, я никогда его не видела таким. Волосы всклокочены, в глазах дикий испуг, и в отличие от меня он уже с разбитой губой.

— Фрида, — завидев меня, торопится успокоить папа. — Всё хорошо, милая… — Родригос, Санчо, молю, её не троньте! — меня передёргивает от слишком молящего голоса папы. Он не такой, я ещё верю, что он решит любую мою беду. Решит, а не вымолит.

— Иди, давай, — рычит Родригос, точно пса шелудивого, придерживая за шкварник, и толкая к двери.

— Её за что? — упирается папа. — Я… я виноват. Меня веди, — частит, крутится ужом, но мучители сильнее. Безжалостный удар в лицо его отбрасывает к выходу, где папа с гулким стуком неудачно ударяется головой о порог дома. Он шатается, пытается подняться, но будто теряет последние силы и оседает на пол.

— П-папа, — к нему бросаюсь, но меня за загривок останавливается Санчо: