Не все бури налетают, чтобы разрушить твою жизнь.
Некоторые приходят, чтобы очистить твой путь.
(Сенека)
Верите ли вы в сны?
Вот и я не верю. Все это – отголоски язычества, когда люди пытались растолковать то, о чем не имели ни малейшего представления, происками темных сил. Ведь куда проще объяснить свои неудачи проклятием колдунов или черной кошки, что пересекает дорогу (особенно в пятницу 17-го[1]), пролитым на стол маслом или подстриженными в пятницу ногтями[2], но никак не высоким коэффициентом собственной лени или глупости. Но я-то как раз не страдаю этими языческими суевериями, потому и в вещие сны никогда не верил.
И очень зря, между прочим.
Если бы я верил в сверхъестественные силы, которые во сне нашептывали мне не делать ошибок, я бы, возможно, никогда бы не угодил в это… болото. Понятно, что в реальности я угодил в консистенцию, куда более зловонную. Просто я предпочитаю выражаться литературным языком, ведь я, в конце концов, уважаемый писатель известных романов в жанре научной фантастики. По крайней мере, я им был некоторое время назад.
А что теперь?
А теперь, представьте себе, я сажусь за написание сентиментального любовного романа! Хотя нет, о чем это я? Никакой этой не роман, во всяком случае не вымышленный! Это правдивое описание того… болота, в которое я вляпался.
О, мамма мия! Если бы в том сне она хотя бы раз повернулась ко мне лицом! Но нет, я видел ее только со спины, бегущей через поле, а лучи низкого солнца окрашивали все вокруг в теплые оттенки рыжего. Ее волосы казались мне огненными. Где я найду огненно-рыжих итальянок? Вот и среди моих знакомых таковых не было, потому я даже представить не мог, что она окажется реальным персонажем из моей жизни. К тому же встретил я ее не так давно.
Ну да ладно. В какой-то степени я даже рад, что поскользнулся на этом… болоте. У меня теперь столько чудесного в жизни! Один этот лохматый попугай, орущий, как полоумный ранним утром «Achtung!», чего стоит! Вытравить из него грубые восклицания нам с котом удалось только ценой нервного тика: у меня теперь глаз дергается, а у кота – ус. Зато попугай стал приличным человеком. В смысле, благовоспитанной птицей, говорящей исключительно на итальянском. Только в моменты не очень понятного нам, цивильным людям и котам, птичьего стресса, он возвращается к родной речи. К счастью, это бывает редко, ведь отныне я живу на лоне умиротворяющих тосканских просторов, созерцание которых нивелирует любой стресс…
А теперь, пожалуй, начну свою историю…
