Двое невзрачных мужичков, похожих на сморщенные грибы в своих одинаковых серых плащах, курсировали вдоль улицы и усиленно делали вид, что им нет никакого дела до денди средних лет, несущего саквояж к помпезному входу гостиницы «Москва».
Человек шел уверенным шагом, не глядя по сторонам. Но грибы – сотрудники известной службы – натасканным взором быстро определили, что столичный гость одолеваем некими не очень приятными для него мыслями:
«Время тяжкое, война, народ перебивается с корки на воду, кругом цензура, и сексот сексотом погоняет. Транспорт ходит через пень-колоду, настроение нулевое, как хер у карлика: шутка ли дело – враг у ворот. А тут придумали. Юбилей народного писателя им подавай, тоже мне событие! Еще б на бал пригласили клоуном, сволочи. И попробуй, откажись. Не только пальцы в дверь засунут, а чего пониже».
Несмотря на внешнюю уверенность, Михаил шел к парадному входу, как на прием к проктологу: не хочется, а надо. Мимоходом, скорее, по привычке, чем из интереса, заметил маячившие поодаль мутные личности. Не дремлет Родина родная. Черт, юбилей, придумали же. Зачем? Чего ради? Война, трупами наших пацанов все завалено, а я – такой весь народный – тянусь в гостиницу «Москва». Пусть не по своей воле, но топаю же, приехал, так и напишите в отчете, уроды…
Понимая, что, будучи одет по западной моде, уж слишком вызывающе хорошо, почти как шпион из плохой киноленты, Михаил, тем не менее, не смутился под пронзительным взглядом бывалого сотрудника, показал паспорт администратору, кивнул в ответ на благосклонный разрешительный жест, и весь в своих мыслях потащил пожитки к лифту.
Не просто так, а с самого кремлевского верха была команда прибыть народному писателю БССР Михаилу Вашкевичу, дядьке Михалу, из далекого эвакуационного Свердловска в Москву. Все было обставлено официально: правительственная телеграмма, в ней – предельно сухо «явиться для организации юбилейных торжеств».
Думал ли Мишка Вашкевич, перебродский пацан, родившийся в Польше при царе-батюшке, сын революции и смутного времени, что вывезет его кривая в писатели, и не рядовые, а самые что ни на есть передовики пера и пишущей машинки.