– Вот, ты говоришь, ищешь смысл жизни, – бабушка поворошила кочергой угли и со скрипом закрыла дверцу печки, – и как ты поймешь, что его нашел?
– Я буду уверен, что это он, или, по крайней мере, вопрос отпадет.
– То-то и оно. Ты что любишь делать?
– В футбол люблю с друзьями играть.
– И что, когда ты в футбол с ними гоняешь, ты думаешь о смысле жизни?
– Да ну, бабуля, я увлечен, мне некогда, – довольно улыбнулся я.
– Так, ты понял? – с хитрецой в глазах посмотрела на меня бабушка.
– Ха! Значит, смысл жизни в футболе что ли? Не похоже.
– Ты когда делаешь, что тебе нравится, вопрос о смысле жизни отпадает.
– О, точно! Может, это и есть тот самый ответ, который дает нам жизнь?
– Вот, ты и сказал. Супчик будешь?
– Нее, пойду погуляю.
– Ну, погуляй, внучок.
Тучи в разноцветных красках заката зависли над горизонтом, уже начинали петь сверчки. «Надо же, как просто», – думал я. Ведь вопрос о смысле жизни – это вопрос к самой жизни. А, как она мне может ответить? Да, как угодно. Это может быть и мысль, и чувство, и образ, и знак. И будет понятно, что ответ получен, когда вопроса не станет. Когда я увлечен, действительно, вопрос исчезает, значит, это и есть ответ. Увлечение, наслаждение жизнью – и есть её смысл.
Мелкие камешки шоркали и хрустели под ногами, а ветер словно подгонял время от времени тишину. Было так умиротворенно тихо, что я сам становился этой тишиной, моя душа сливалась с проникновенной гармонией. Я вдруг понял, что не ищу смысла жизни. Когда случаются проблемы, я задаю себе вопрос, зачем они мне, и какой в этом во всём смысл. Незаметно я начинаю думать, что говорю себе о смысле жизни, но это не так. Я спрашиваю о смысле страданий, терзаний и мучений. Когда я радуюсь, люблю, увлекаюсь, наслаждаюсь, я не обременяю себя мыслями о смысле моих чувств – всё, весь смысл уже есть, я вижу, чувствую и принимаю его. Но с горестями – иначе, ненастья уводят от истинного предназначения, в котором исчезают все вопросы.
Какой-то пес с деловым видом пролез через кусты, оглянулся на меня и побежал в лес, тряся мохнатой шерстью. Для него, наверное, во всем, что он делает, есть чистейший смысл, он выполняет своё собачье предназначение и всё. Люди же озадачены смыслом того, что наблюдают. То, что видишь и есть тот самый смысл. Копаясь в механизмах, которые создала природа, мы приходим в итоге к тому, что и видели до этого: всё устроено так, чтобы работало, как мы это видим. Устремляясь вглубь к молекулам, затем атомам, и всё глубже мы бурим глубины реальности этим вопросом «зачем это всё?». И перед нами открываются новые картины микромира, которые, как лохматый пес в кустах, куда-то бегут, оглядываясь на того, кто за ними наблюдает. Есть надежда, что картины выстроятся как величественная египетская пирамида от фундамента к вершине с торжеством сознания и рациональности великого архитектора. Что целесообразность пса в кустах будет непреложно следовать из сочетания атомов, и что эти атомы с неотвратимой неизбежностью должны будут сложить меня и облака, которые я наблюдаю. И возникнет вавилонская башня знаний, которая была скрыта от человека.
