По понедельникам нас водили в баню. Согласен – не самый удобный для помывки день. Испокон веков русские люди предпочитали париться в банях по субботам, а накануне Пасхи ещё и в четверг, памятуя о том, как сам Христос мыл ноги апостолам перед Тайной вечерей. Но в нашей военной Академии собственной бани не было, и по договорённости с городскими властями в понедельник вечером, – когда все добропорядочные граждане ужинали и смотрели по телевизору выступление дорогого Леонида Ильича Брежнева о повышении надоев молока и выплавке чугуна, – курсантов допускали в общественную баню.
В старинном трёхэтажном здании из красного кирпича на Большой Пушкарской улице Петроградской стороны размещалось несколько отделений: мужское, женское, с парилками и без парилок, которые, кстати, по причине выходного дня у банно-прачечных тружеников обычно не работали. Самым весёлым и привлекательным считалось отделение «Мать и дитя». Оно отличалось от других тем, что в середине помывочного зала был сделан неглубокий, похожий на детскую песочницу, круглый бассейн с грибком, из шляпки которого, как из большого душа, лилась тёплая водичка.
В бане можно было не только помыться, но и постираться. Такая гигиеническая опция в академической казарме не предусматривалась. Казарма находилась в старом ленинградском доме, где, как и во всём квартале, даже через тридцать лет после победы над фашистами не было не только горячей воды, но и обычных ванных комнат. Большая стирка не требовалась: постельное и нижнее бельё нам организованно меняли каждую неделю, как раз по понедельникам – в банный день. А вот «хэ-бэ» или «пэ-ша» периодически требовалось освежить.
Всезнающий интернет, с помощью которого, я проверяю некоторые слова для этого рассказа, при вводе «хб» показывает ссылки на что угодно, только не на хлопчатобумажную ткань, из которой шили (и может быть и сейчас продолжают шить) верхнюю одежду – куртку и брюки для военнослужащих срочной службы. Курсантам военных училищ, кроме того, зимой выдавали полушерстяную форму – «пш».
Но не буду больше говорить о бане и о проблемах жилищно-коммунального хозяйства в городе трёх революций – мой рассказ совсем не об этом, а как раз наоборот – о любви и вере. Вере в коммунистическое будущее человечества, когда у всех людей будет персональная ванна; и любви к человеку, который всё это затеял – Владимиру Ильичу Ленину.
Над символом этой любви и веры я грубо надругался в тот промозглый октябрьский вечер 1976-го года. Извиняет меня только то, что надругательство было непреднамеренным и, я бы даже сказал, случайным…
