Серебряный камень - Джоэл Розенберг

Серебряный камень

Это — мир, что лежит, незримый, неведомый, рядом с нашим… Мир, коим правят великие Дома Огня, Камня, Неба и Воды… Мир, где доселе живы древние боги, раздоры меж Герцогами Домов доселе решаются в поединках — и по-прежнему превыше всего ценится смертоносное искусство мастера клинка — воина-дуэлянта… Это мир, в коем зреет Война богов. Ибо из мира нашего пришли в мир неведомый люди, один из которых — Воин, Обещанный древним пророчеством. Воин, чей меч способен изменить судьбу мира навсегда.

Читать Серебряный камень (Розенберг) полностью

ПРОЛОГ

ВОЙНА И СЛУХИ О ВОЙНЕ

Сумерки уж перешли в ночь,

Последний блик исчез.

Лошади в конюшнях,

А дети в колыбелях.

Но прежде, чем кончится день,

И прежде, чем он замрет,

Настанет Час Длинных Свечей,

Грядет Час Длинных Свечей,

Близится Час Длинных Свечей,

Настанет Час Длинных Свечей.

Народная песня вандестов-мореплавателей, которой обычно завершается день.

Ощущая добрую тяжесть отполированной рукояти в ладони, Харбард в неспешном вольном ритме рубил сверкающим топором дерево, отхватывая щепу и вдыхая смолистый запах.

Он мог бы призвать на выручку свои прежние силы и шутя прорубиться через чащобу, как некогда на поле брани прорубался сквозь толпы врагов, но уже давным-давно Харбард не имел такой охоты.

Нет, правда, диковинно — тот, кому нипочем было окунуться по пояс в кровищу, теперь не мог и дерева свалить.

Харбард изготовился нанести последний удар, на глазок прикидывая, куда упадет ствол. Древняя сосна оказалась непокорной — он чуть промахнулся, и дерево, протестующие заскрипев, повалилось. Комель задел Харбарда, угодив ему в плечо, выбил из руки топор и сбил навзничь самого лесоруба.

Сдавленное проклятие вырвалось у Харбарда как бы ненароком — ругань давно осталась в прошлом. Он поднялся, отряхиваясь, деловито ощупал плечо, делая вид, что совсем не больно. Следовало быть повнимательнее и не лениться — сумел бы этого избежать.

Стареем, подумалось ему. Ну да ладно.

Харбард поднял с земли топор и начал срубать ветви толщиной с руку, остановившись лишь в нескольких футах от вершины, там, где ствол стал заметно тоньше. Одним махом срубил верхушку и, опустив топор, принялся руками отдирать толстые лоскуты сырой коры, словно кожуру с банана. Славно вот так, мимоходом, взять да и свалить дерево, однако с корой дело обстояло потруднее — никак нельзя задеть нежную древесину лезвием топора. Харбард понимал, где требуется сила, а где — сноровка.

В считанные минуты ствол предстал во всей своей наготе, превратившись в обыкновенное бревно. Остатки коры и ветви, когда подсохнут, будут отличнейшей растопкой.

Дойдя до середины оголенного ствола, Харбард отступил на шаг к комлю, прикидывая на глаз толщину, после чего нагнулся и, крякнув от натуги, взвалил дерево на плечо. Ну и тяжелое же ты!.. С каждым разом все тяжелее вас таскать.

Босые ноги по щиколотку погрузились в утрамбованную землю ведущей вниз с холма к парому тропинки, огибавшей его хижину. Пара десятков бревен лежали в ряд крест-накрест на каменной ограде, подсыхая на солнышке; Харбард сбросил бревно в свежий рядок, деревянными клиньями сдвинув его чуть в сторону от остальных, и, подбоченившись, пригляделся.