Бархатные тени

Мои руки были так крепко сжаты, что лавандовые лайковые перчатки, обтягивающие пальцы, прилегли тесно, словно вторая, более плотная кожа. Я едва удерживалась, чтобы не поддаться дурной привычке, за которую меня так часто бранили – от волнения трепать и мять пелерину моего темно-серого дорожного платья из рубчатого шелка.

Стены дамской гостиной отеля вокруг меня, казалось, измерялись милями – иллюзия эта поддерживалась множеством огромных зеркал. Красные бархатные портьеры на высоких окнах, совсем не пропускавшие света, были обшиты золотой бахромой. И были здесь широкие, все в бронзовых гвоздиках, но не слишком удобные кресла и диваны – сплошь золото и пурпур, а еще – пара столов с мраморными столешницами. Все это должно было, как я поняла, намекать на богатство, ожидаемое от заведения первого класса, но мне представлялось вульгарным.

Мой спутник, расположившись в кресле на расстоянии вытянутой руки от меня, держал в руке часы и переводил взгляд с циферблата на дверь и обратно. Его недовольство затянувшимся ожиданием было столь очевидно, что я чувствовала себя виноватой, хотя задержка зависела вовсе не от меня.

Дважды я бросала взгляд в зеркало, висевшее напротив моего теперешнего неуютного сиденья. Отражение должно было бы придать мне уверенности, но в данный момент сознание, что я хорошо одета, причесана по последней моде и никоим образом не уступаю остальным, сидящим здесь и болтающим, чтобы скоротать ожидание, не помогло успокоить частые удары сердца, и во мне начала подыматься паника.

Это приглашение пришло так неожиданно, что я все еще чувствовала, будто меня занесло сюда одним из тех штормовых ветров, что моряки называют циклонами.

Из моей высокопристойной и размеренной жизни в школе Эшли-Мэнор в это… это…

Я сглотнула, хотя во рту у меня пересохло. Нельзя разом, в один день порвать с мирной, даже монотонной жизнью, не ощутив последствий. Ведь прошло всего лишь сорок восемь часов с тех пор, как мадам Эшли вызвала меня для встречи с человеком, который сейчас в пятый раз бросил взгляд на часы.

Мистер Тадеус Хогл, юрист, пять лет распоряжался небольшим капиталом, который остался после того, как мой отец погиб вместе со своим кораблем при прорыве конфедератской блокады во время последнего мятежа. Когда мистер Хогл явился в Эшли-Мэнор, я было решила, что он сообщит о дальнейшем падении акций или каком-нибудь кризисе, который еще сильнее поставит меня в зависимость от заработка в школе. Мне повезло, что я работала учительницей именно здесь, и я хорошо это знала. Ибо мадам Эшли была неподражаема в обращении с персоналом. Она требовала, чтобы он состоял из леди безупречного социального положения (среди нас были дамы из семейств де Лэнси и Кэррол). Наши ученицы также принадлежали к определенному типу – дочери нуворишей, жаждущие лоска, который открыл бы им путь в высшее общество.