Плантация «Туин Уиллоуз», штат Джорджия, март 1867 года.
– Пойдем, здесь ничего нам больше не принадлежит.
Такер Брениген заботливо взял мать за руку и вывел из дома на веранду.
Харлей Симмонс, сидевший в кресле, поднялся, снял шляпу, обнажив редеющие каштановые волосы, и небрежно поклонился:
– Добрый день, миссис Брениген.
– Мистер Симмонс.
Морин Брениген отошла от сына. Ее слова звучали с обманчивой вежливостью; только Такер мог расслышать нотки пренебрежения в этом негромком спокойном голосе:
– Надеюсь, вы все найдете в полном порядке.
– Меньшего я не ожидал, мэм.
– Осталось отдать это.
Она уронила ему в руку связку ключей.
Харлей кивнул удовлетворенно: лицо расплылось в широкой улыбке.
Морин повернулась спиной к новому хозяину прежде, чем тот успел сказать что-то еще. Ее зеленые глаза встретились с глазами сына, и тот заметил блеск не пролитых слез и дрожь подбородка, но знал, что мать никогда не позволит себе заплакать перед этим «грязным мародером».
Такер помог матери спуститься с крыльца и подвел ее к скромному кабриолету, где уже сидели его сестра и тетка.
– Будь я здесь главной, убила бы этого трусливого, жалкого…
– Шеннон!
Предостерегающий окрик Морин ясно дал понять, что она не потерпит никаких разговоров на эту тему.
Старшая из братьев и сестер Такера, двадцатилетняя Шеннон Брениген крепко обняла мать, поднялась в кабриолет и взяла в руки поводья.
– Все равно, убила бы, – мрачно проворчала она.
Такер протянул руку престарелой двоюродной бабушке.
– Вам лучше поскорее отправляться, тетя Юджиния, – сказал он. – Уже поздно.
Старая женщина взглянула на него слезящимися глазами.
– Ты не мог бы день-другой пожить у нас в Атланте, Такер?
– Вы же знаете, это невозможно.
– Шеннон должна была поехать с вами. Голос Юджинии дрожал.
Такер понимал, что имеет в виду тетка. Юджиния Годвин, слишком старая, чтобы выдержать утомительное путешествие на запад, оставалась в Атланте, месте, переставшем быть ее домом. Это был совершенно не тот юг, который она знала. Шеннон вызвалась остаться в Джорджии, чтобы ухаживать за теткой отца, и Юджиния чувствовала себя виноватой в том, что все еще цепляется за жизнь в восемьдесят семь лет.
– Мы любим вас, – мягко сказал Такер и поцеловал ее в морщинистую щеку.
Юджиния, кивнув, позволила усадить себя рядом с племянницей.
Такер наклонился к сестре.
– Шеннон, мы напишем, как только доберемся до Бойсе.
– Не беспокойся за меня, Так. Мы с тетей прекрасно проживем вместе.
Когда Такер поцеловал девушку, его синие глаза подозрительно повлажнели.
– Янки не победили Бренигенов, чтобы они ни говорили и как бы ни хвастались.
