Ноябрь 1988
Автобус трясло. И это не очень-то способствовало поднятию моего настроения. За грязным стеклом с трудом угадывались очертания однообразного ландшафта — бескрайней заснеженной степи под свинцовым зимним небом. Километр проползал за километром, однако ничего не менялось. Словно бы кто-то нарочно наклеил на стекло передо мной выцветшую фотографию… В салоне было шумно. Многие уже успели здорово набраться. Где-то сзади надрывно звенела струнами раздолбанная гитара. Мои спутники, такие же, как и я, призывники, беззаботно горланили. И их не очень-то и заботило, доходит ли сказанное ими до собеседников. Я прислушался. Но в этом гаме трудно было расслышать что-либо путное. Тогда я прислонился лбом к холодному окну и задумался. Перед внутренним взором стали проплывать лица тех, кто пришел проводить меня в клуб «Юность»…
Первым появилось заплаканное лицо матери. Казалось, она не выдержит напряжения и вот-вот потеряет сознание. Оно и понятно — вот и ее младшенького забирают в армию (мой старший брат, Лев, к тому времени уже полтора года служил под Оренбургом). Отец. Он всячески скрывал свои чувства. Однако нездоровая бледность на лице и нервный взгляд выдавали и его с потрохами. Их волнение перекинулось и на меня… Пытаясь не встречаться с родителями глазами, я мысленно просил у них прощения, хотя и не мог объяснить себе, в чем же заключается моя вина. Быть может, в том, что я родился на свет? Или в том, что заставил их заботиться обо мне в течение восемнадцати лет, а теперь уезжаю на целых два года?
Мои друзья-одноклассники Валерка Ильин и Серега Буксбаум то появлялись в толпе провожающих, то снова исчезали. В те минуты мы еще не совсем явно осознавали, что предстоящая разлука неизбежна. Каждый из нас пытался оттянуть тот самый момент расставания. И каждый из нас прекрасно понимал, что это невозможно… А что будет после? Об этом, наверное, никто и не думал. И еще, почему-то, вспомнилось крепкое рукопожатие двоюродного брата Сергея. В ночь перед отъездом мы с ним долго сидели в моей комнате. Вспоминали беззаботную юность и слушали «Европу».