Крупнев вышел на крылечко и присел на скамейку. Обвел тоскливым взглядом добротный забор соседа, достал «беломорину», размял трясущимися пальцами, закурил. Горло как кто клещами захватил. Долго кашлял, с надрывом, вытирал глаза рукавом грязной рубахи и хрипло матерился. Потухшая папироса дергалась в его заскорузлых пальцах. Наконец прокашлялся и, глядя на соседского толстомясого кота, дремлющего на перевернутой вверх дном бочке, отбросил потухшую «беломорину» и сказал:
– А чего мне станется? – И встал со скамейки. – Небось от них не убудет. Пока что я тут хозяин.
Потрогав рукой поясницу, спустился с крылечка и пошел к своему сараю.
Открыл дверь. Оглядел копошащихся у верстака мужчин тяжелым взглядом и сказал:
– Так что, ребята, червонец с вас. – Он прищурил глаза.
– Мы же вам вчера отдали. – Михаил Михайлович ткнул пальцем в переносицу, поправляя съехавшие на нос очки. Глянул на Крупнева и развел руками: – Запамятовали?
Шум в голове мешал хозяину сарая сосредоточиться, но общий смысл фразы, заготовленной во время сидения на крылечке, стоял в мозгах Крупнева:
– Времена меняются, – начал он, махнув рукой. – Водка тогда стоила дешевле... Уловил?.. Мой сарай. А не нравится – катись отсюда, яйцеголовый. – Крупнев кивнул на дверь. – Некогда мне болтать: через пять минут зайду, чтоб червонец – вот сюда, – постучал указательным пальцем по свободному краю верстака и вышел, хлопнув дверью.
Вновь забрался на крылечко, присел на скамейку и достал папиросы. Но курить не стал. Стал наблюдать за своим петухом; заметившим дремлющего на бочке кота.
Красивый у Крупнева был петух: весь черный, здоровенный, гребешок высокий, а сережки наоборот – маленькие и поблескивают на солнце бронзой, как новенькие копейки. Но главное, что нравилось Крупневу в петухе, это необычно пышный хвост, похожий на черный, изгибающийся огромным вопросительным знаком нефтяной фонтан, переливающийся на солнце всеми цветами радуги.
– Дай ему, Петро, – шепнул Крупнев, видя, что его петух нагнул голову, поскреб лапами землю, присел и замер, воинственно распушив перья. – Погоняй его, толстомясого.
Петух скакнул на бочку, долбанул спящего кота в голову... Только и видели кота... Затрясся Крупнев в приступе беззвучного смеха, слушая победную песнь своего питомца.
– Счас я тебе хлебушка принесу, – пошел в дом за угощением. – Здорово ты его... Ты б еще и его хозяина, в макушку... Опять вчера на мой огород помои вылил. Счас я тебе, Петро, хлебушка.
– Вот вам и труженик полей, – сказал Алексей из своего угла. – Похмелиться человеку надо. При нынешнем дефиците – проблема.
