– Сын мой, радость моя!
– Папка, где ты пропадал? Я три дня не видел тебя!
– Неужели соскучился?
– Конечно. Как же ты так?
– Мальчик золотой!..
Отец в сильном возбуждении несколько раз горячо поцеловал сына, потом поднял его высоко на руки и стал подбрасывать к потолку, громко напевая «Марсельезу».
– Папка, что с тобой? Ты такой веселый!.. Ой, боюсь, уронишь! – И мальчик заболтал в воздухе ногами и засмеялся.
– А-а, трусишь! Я и не знал, что ты такой трусишка! Ну, да бог с тобой. – И отец бережно опустил его на пол.
– Папка, где ты измял так свой костюм? И почему лицо у тебя усталое, небритое?
– Я две ночи не спал, детка. Мама где?
– Она на шоссе. Туда все пошли, там участок горит.
– Вот как. Стало быть, и здесь то же самое.
– Папа, вчера у нас тут шли с красными флагами, пели «Марсельезу», и у всех нацеплены были красные ленточки. У меня тоже такая ленточка, мама купила.
Сын побежал в детскую и вернулся с красной ленточкой, приколотой к груди.
– Папа, папа! – захлебываясь, продолжал мальчик. – Я видел на станции девочку с большим черным пуделем. На шее у пуделя был красный бант; это она нацепила ему. И всем, кто проходил, она говорила: «Собака тоже сдалась, как тот министр».
– Ха-ха-ха. Забавно.
– Папка, да расскажи же, где ты пропадал и что делал?
– Сейчас, дай только умыться и закусить.
Отец освежился холодной водой, с жадностью поел кусок хлеба с маслом, выпил стакан молока и закурил папиросу. Он подошел к окну, в котором виден был весь дачный поселок с его бревенчатыми игрушечными домиками, садиками, пустырями, заборами и уличками, выбеленный снегом. День был солнечный, и снег искрился и сверкал, отражая, как в зеркале, оголенные черные кустики калины, мелкие ели и сосны. Из множества труб вились серебристые дымки. У окна сильно припекало.
– Благодать, – проговорил отец.
– Папа, ты ведь обещал.
– Да-да!
Отец обнял сына, подвел его к оттоманке и, усевшись с ним поудобнее, поуютнее, притянул его золотую головку к своей груди.
– Где пропадал, хочешь знать, мальчик мой? В городе.
– Но там, говорят, стреляли из пулеметов.
– Да, стреляли.
– И ты не боялся?
– Вначале боялся, а затем привык.
– Если бы я знал, папка, не пустил бы тебя.
– Глупенький… А здорово палили. Ходишь по улице, и сверху – трр, трррр, та-та-та.
– Тебя ведь могли убить.
– Могли. Но я был осторожен и обходил опасные места. Но были такие отважные, которые совсем не боялись пулеметов и шли прямо навстречу смерти с пением.
– Папа, отчего это все? – И светлые глазки мальчика с жадностью уставились в отца.
– Отчего?… Изволь… Тебе теперь следует все знать.
