Лёгкие, невесомые барашки облаков, украсившие собою голубой купол, казались столь же подвижными и безобидными, как барашки на гребнях волн. Их можно было бы сравнить с кружевами сливок, расползавшимися по верхнему слою кофе в кружке, если б кофе был синего цвета. Капитан яхты даже слегка застеснялся такой метафоры, вдруг пришедшей ему в голову. Хотя стесняться, казалось, было некого. Весь экипаж состоял из одного капитана.
На большом бермудском парусе колыхались единица и семёрка. Те же цифры покачивались на волнах, нарисованные на обоих бортах. Семнадцатый номер был последним. Но капитан был намерен оказаться на финише первым. Без такого намерения не имело смысла и стартовать в гонке с призовым фондом в целую кучу денег. Гонка состояла всего из двух этапов. От Плимута в Англии до Кейптауна в Южной Африке и оттуда до Перта в Австралии. Гонка безрассудно-отважных и сумасшедших капитанов-одиночек на небольших яхтах, которые и в городской пруд выпускать боязно.
Юркая и неустойчивая, склонная к качке и неуверенности в выбранном курсе, яхта помимо номера несла на своем корпусе нежное имя «Глория Лабор», полученное в честь жены спонсора Тео, скончавшейся от меланхолии.
Капитан яхты № l7 Teo фон Конюхофф, породистый немец, стоял, крепко сжимая мозолистыми черноволосыми руками штурвал, и с удовольствием вдыхал несущийся навстречу холодный мокрый воздух. Барометр говорил о падающем давлении, о надвигающейся буре, но Тео совсем не хотелось верить барометру. Паруса поймали отличный северо-западный ветер и резво несли яхту к мысу Доброй Надежды, где она могла немного передохнуть и получить мелкий ремонт. В оливковых, навыкате глазах немца плясали бесенята азарта. Рация сдохла накануне. Но он успел получить сообщение от агента из Кейптауна о том, что, согласно авиационной разведке, идёт третьим за англичанином и итальянцем. Паруса итальянца он видел в тот же день и надеялся, что на такой скорости обойдёт его до промежуточного финиша.
Ах, думал иногда Тео, от хронического одиночества высказывая эти мысли вслух, вот была бы у него не рация на дрянных калиево-натриевых батареях, а такой телефон с антенной, которая улавливала бы сигнал через надёжный ретранслятор, находящийся, скажем, на околоземной орбите. И было бы у него такое электронное устройство, которое само бы контролировало и вовремя поворачивало рею, натягивало и сворачивало паруса, следило бы за балластом, такелажем и осадкой… Но стоял далёкий 1928 год, головы лучших умов человечества были забиты одним фашизмом, Коминтерном и географическими рекордами. И кудрявая голова Тео фон Конюхоффа не была исключением.
