Дорога к Чайвенору была долгой и утомительной. Спина у Хэссона болела все сильнее, а с болью ухудшалось и настроение. Сначала появились какие-то тоскливые предчувствия, которые вполне естественно должны были появиться от одного вида этих бесконечных городков и деревень, где не только торговля, но, видимо, и вообще вся жизнь были побеждены холодными серыми мартовскими дождями. Однако к тому времени, как путники достигли Девонского побережья, у Хэссона началась нервная лихорадка. Но вот машина преодолела подъем, и их взорам открылось устье Тоу. Только в этот момент Хэссон понял, что его угнетает сам факт предстоящего путешествия.
«Неужели все это происходит на самом деле? Неужели это я и именно меня ждет бесплатная поездка в Канаду, трехмесячный отпуск с полной оплатой, бесконечное время для отдыха и поправления здоровья?..» — думал он.
— Я всегда думал, что в идее летающей лодки заключено что-то очень правильное, — сказал Коулбрук, полицейский хирург. Он развалился на заднем сиденьи рядом с Хэссоном. — Сама идея летать над морем на кораблях и использовать четыре пятых всего земного шара как посадочную площадку!.. И все-таки это вполне естественно… То есть, я хочу сказать: техника и природа идут рука об руку.
— Вы только взгляните на эти штуки. — Могучей мускулистой рукой Коулбрук показал на голубовато-стальную гладь моря и на беспорядочно разбросанные по ней летающие лодки. — Серебряные птицы, как сказали бы наши братья-полинезийцы. Вы знаете, почему они не окрашены?
Хэссон покачал головой, искренне пытаясь заинтересоваться рассказом хирурга.
— Понятия не имею.
— Процент нагрузки. Экономия. Вес краски был бы равен весу лишнего пассажира.
— Правда? — Хэссон безнадежно улыбнулся и тут же увидел, как мальчишеский энтузиазм на лице Коулбрука сменяется чисто профессиональной озабоченностью. Он упрекнул себя за то, что не смог скрыть свои чувства.
— Проблемы, Роб? — Коулбрук повернулся всем телом, чтобы лучше рассмотреть своего пациента. — Как себя чувствуете?
— Немного устал, только и всего. Кое-где побаливает и ноет. Ничего, не рассыплюсь.
— Я не об этом спрашиваю. Вы сегодня принимали транквилл?
— Ну… — Хэссон решил не вилять. — Я не люблю принимать лекарства…
— Какое это имеет значение? — нетерпеливо перебил Коулбрук. — Я не люблю чистить зубы, но если я перестану это делать, то результатом будет сильная боль и полный рот фарфора! Поэтому я чищу зубы.
— Это совсем не одно и то же, — запротестовал Хэссон.
— Это абсолютно то же самое, приятель. Ваша нервная система еще пару месяцев будет причинять вам адские муки — а может, и дольше, но то, что это естественно, отнюдь не значит, что вы должны с этим смириться. За такое медалей не дают, Роб. Не существует Ордена Подавленности или Диплома за Депрессию…
