Интервью взял А. Глезер
Вашингтон, август 1983 года
«Стрелец» — 2/84
— Мне хочется начать наше интервью с вопроса, который поднял на «Континенте культуры» в Милане Александр Зиновьев. Он говорил, в частности, что интерес к современной русской литературе на Западе не такой уж сильный, как казалось глядя из СССР, и это, наряду с другими моментами — оторванностью от своего читателя, отсутствием серьезной критики и прочее — ставят писателя-эмигранта в очень трудное положение. Зиновьев даже говорил так: «Эмиграция для советского писателя есть всего лишь растянутая во времени пытка, и в конечном счете — казнь». Разделяешь ли ты столь пессимистическую точку зрения?
— В принципе, можно понять его аргументы, его озабоченность ситуацией, ибо в определенных западных кругах действительно существует какое-то равнодушие к современной русской литературе. Из-за этого и возникает некомфортабельное чувство у писателя в изгнании. Но почему оно не может существовать, это равнодушие? Такое разнообразное общество, такие различные группы и различные интересы… И в определенных кругах, конечно, существует равнодушие, а в некоторых даже и отвращение к русской литературе. Я, между прочим, знаю одного американского слависта, который всю жизнь занимается русской литературой, именно современной, и ненавидит ее. Иногда, подвыпив, он говорит: «Я предпочел бы, чтобы они были древними греками, чтобы были мертвыми, чтобы изучать их как древних греков». Существуют разные круги. А есть такие, которые неравнодушны к русской литературе, а есть и такие, которые любят ее, преданы ей. В принципе, сама эта конференция в Милане как бы опровергала в общем Александра Зиновьева, потому что я как-то не помню, чтобы в Советском Союзе происходили конференции с таким колоссальным накалом интеллектуального спора и с таким творческим потенциалом. Может быть, какой-нибудь съезд писателей Узбекистана был на таком уровне накала или встреча писателей нечерноземной полосы с писателями металлургических бассейнов. Но там-то накал другого характера, наверняка, бывал.
— Да, кстати, Назым Хикмет мне рассказывал, что однажды очень бурно проходил съезд писателей Азербайджана. Страсти особенно накалились, когда распределяли места на кладбище. Каждый хотел получить место на солнечном склоне.
— Конечно, в принципе эмигрантская литература не имеет детей. Вот это серьезный вопрос. Она существует как бы всегда в одном поколении. Например, в первой, послереволюционной русской эмиграции были блестящие писатели и особенно блестящая философская школа. Они уходили, и за ними не оставалось никого. Их дети, второе поколение, все больше ассимилировались в западных культурах. Так что эти писатели, эти философы как бы пропадали. Но на самом деле они не пропадали. Это была как бы «тайм-капсула», как здесь говорят, бомба времени, переброс через поколение. И они пришли к внукам в Советском Союзе. В общем, они сыграли очень существенную роль в развитии нашего поколения как писателей, когда мы их открыли.
