Предисловие к первой части
Пустыня!..
Сколько манящей силы, сколько таинственной прелести заключается в этом одном слове для многих душ христианского мира!
Не только для тех избранников, которые жаждут безусловной правды, совершенного служения Богу, для которых самое желанное в жизни — возможность предаваться ничем не развлекаемой молитве, не видеть ни одного лица человеческого, а лишь прислушиваться к тому чудному гимну, который сотворенная тварь поет своему Творцу и в котором щебет птицы, рев моря, журчание ручья и лучи звезд сливаются в один согласный аккорд; лишь созерцать в этой природе, хранящей всю ненарушенную свою красоту, отблески славы Божества, — не только для них одних понятно обаяние пустыни. И с обыкновенным, созданным для мира средним человеком бывают минуты, когда все то лживое, мелкое, пошлое, из которого состоит главным образом мирская жизнь, начинает настолько претить душе, что она рвется из обычных уз, от людей в неведомую даль.
Ей хочется ходить там, где не ступает нога другого человека; ей хочется в ненарушимой тишине насытиться тихим сияниям ночного неба и думать без конца о Боге и в этой обстановке, где нет искусственных преград между душой и Богом, ощутить в себе близость Бога и поклониться Ему всей крепостью своей.
Стар спор о правах мира на служение Ему всех людей. Много было и будет говорено о том, что глубоко эгоистично побуждение, толкающее людей на такие исключительные одиночные пути спасения. Но не будем суживать и насиловать природу. Она одинаково растит и дружно подымающиеся неисчислимыми тысячами деревья леса, и в великолепном одиночестве развивающиеся стволы, которые никогда не достигли бы той чрезвычайной силы, если бы росли среди других.
Принято преклоняться перед глубоколичными, исключительно сосредоточенными чувствами. Осуждают ли жену, которая через двадцать лет скорбит об утраченном муже так же горячо, как в день его смерти? Скажут ли слово упрека безгранично преданному человеку, для которого с уходом любимого его существа разом поблекли все краски, разом исчезли все радости жизни? Как же осуждать людей, для которых все впечатления жизни без остатка покрыты вечно стоящей перед ними за них принесённой Жертвой Бога?
Когда на руках у сына отходит страстно любимая мать, когда отец ловит последние вздохи единственного сына, кто от них потребует в ту минуту интереса к общественной жизни?
Так вот, есть люди столь великой искренности и столь глубокого сердца, что все живущее заслонено для них одним таинственно и чудно страшным призраком: призраком Распятого Христа. И всякую минуту тяжелые капли Божественной Крови падают над ними из-под терна, растерзавшего Божественное чело; и всякую минуту в их ушах отдается вопль Бога на кресте: «Стражду!»
