Нынче ночью, верь не верь,
Томминокер, Томминокер,
Томминокер стукнуло дверь.
Я хотел бы выйти, но не смею,
Я боюсь его там,
За закрытой дверью.
Как и большинство из "Песенок Матушки Гусыни", стишок про Томминокера обманчиво прост. Сейчас трудно проследить историю возникновения этого слова. В большом словаре Вебстера указано, что Томминокеры — (а) великаны-людоеды, живущие в штольнях и (б) привидения, чьим убежищем являются заброшенные шахты и пещеры. Ибо «томми» — старое английское слэнговое выражение, употребляемое при распределении армейского пайка (корнями оно уходит к термину «томми» во множественном числе, как называли британских новобранцев. У Киплинга — "Эй, Томми, так тебя и сяк…"). В толковании Оксфордского словаря хотя и не определяется термин как таковой, однако дается предположение, что Томминокеры это томминокеры шахтеров, умерших от голода и время от времени стучащихся в двери людских домов в поисках еды и тепла.
Первое стихотворение ("Нынче ночью, верь не верь") моя жена и я достаточно часто слышали в детстве, несмотря на то, что мы выросли в разных городах, принадлежали к разной вере, и предки наши были из разных мест — ее из Франции, а мои из Шотландии и Ирландии.
Остальные стихи — плод фантазии автора. Автор — то есть я — хочет поблагодарить свою супругу Табиту, которая была неоценима в моменты, когда он был доведен критиками до бешенства (если критика сводит тебя с ума, ты практически всегда можешь не сомневаться, что она верна), редактора Аллена Вильямса за доброе и участливое отношение, Филлис Грэнн за терпение (эта книга была не столько написана, сколько рассказана) и в особенности Джорджа Эверетта Маккатчиона, который внимательно просматривал все мои рукописи, главным образом за сведения в области оружейного дела и баллистики, а также за внимание к соблюдению последовательности повествования. Мак умер, когда я перерабатывал эту книгу. Я послушно вносил исправления по его рекомендациям, когда узнал, что он умер от лейкемии, которой упорно сопротивлялся в течение 2 лет. Мне ужасно его не хватает, и не потому, что он помогал мне доводить работу до ума, а потому, что с ним умерла часть моего сердца. Спасибо и остальным, а их больше, чем я могу упомянуть здесь: летчики, дантисты, геологи, друзья-писатели, даже мои дети, которые покорно слушали книгу. Я чрезвычайно признателен и Стефан Джей Гулду. Хотя он и любитель американских романов и поэтому ему не очень-то стоит доверять, его комментарии по поводу "молчаливой эволюции", как я это называю, помогли мне при составлении черновиков этой вещи (так же, как и "Улыбки фламинго").
