— Адмиралтейская площадь! — громко выкрикнул голос кондуктора, и конка остановилась.
Молоденькая девушка, сидевшая у самой двери вагона с неуклюжим узлом на коленах, проворно вскочила со своего места и, обеими руками придерживая ношу, вышла из конки.
Промозглый серый октябрь стоял над Петербургом. Дождь неприятно моросил в лица прохожих. На тротуарах было мокро и скользко.
Но молодая девушка, казалось, и не замечала неприглядной картины осеннего петербургского дня. Заботливо прижав к своей груди узел, с раскрытым зонтиком над головой, она торопливо шагала по Невскому.
Девушка была премиленькая. Из-под дешевенького фетра выбивались непокорные завитки огненно-рыжих кудрей, обстриженных в кружок, как у мальчика. На снежно-белом личике, слегка усеянном мелким бисером веснушек, ласково и ярко сияли большие добрые глазки, синие, как васильки… Тонкие брови девушки, слегка рыжеватые, придавали что-то оригинальное и милое всему свежему личику с вздернутым носиком и пухлыми губами. Тоненькая, стройная, она имела вид скорее подростка, нежели взрослой барышни. И походка у нее была торопливая и стремительная, точь-в-точь, как у школьников, которые бегут по утрам в школу, боясь опоздать к урокам.
Поравнявшись с Казанским собором, девушка высвободила правую руку и набожно перекрестилась.
— Дай Бог удачи! — прошептали ее пухлые губки и она еще быстрее и решительнее зашагала по тротуару и вскоре скрылась в подъезде, над которым синяя вывеска гласила: "С.-Петербургский городской ломбард".
Поднявшись по широкой лестнице во второй этаж, она вошла в отделение приема залогов.
Рыженькая девушка быстро развязала узел и положила на прилавок скромный летний жакет песочного цвета, такую же юбку и поношенную драповую кофточку с бархатными отворотами.
Оценщик долго разглядывал и отряхивал вещи, как бы желая проникнуть в самую глубь стареньких тканей. Наконец, покачав головою не то с сожалением, не то с легкой иронией, он произнес, глядя на девушку поверх очков:
— Четыре рубля, барышня.
Свежее личико молоденькой клиентки вспыхнуло до корней рыжеватых завитков, до белой тоненькой шейки, выходившей из-под отложного мерлушкового воротничка жакетки.
— Ах, пожалуйста, — произнесла она смущенно, — накиньте… в прошлый раз мне у вас же пять за нее давали… и вдруг… Пожалуйста, прибавьте.
Оценщик еще раз встряхнул вещи и, снова сокрушенно помотав головой, крикнул кому-то в пространство:
— Пять рублей. Драповый жакет и летний костюм оба держанные, пять рублей, — и дал рыженькой девушке бланк с четко написанным на нем номером и цифрой залога.
