Девятого, ближе к утру, в Петербурге заслезились крыши, а с рассветом на город посыпался мокрый снег.
«Как тогда, в январе, — думал Павел Иванович, поглядывая в окно. — Еще городовой на углу стоял. В синем башлыке. А я к Зимнему дворцу с папаней шел. Он — в сапогах, а я галоши надел. Мне их как раз на Рождество подарили…»
Здесь Павел Иванович вспомнил, как потерял тогда в толпе одну галошу, и настроение у него стало портиться. Захотелось остаться дома и залечь на диван с «Историей ВКП(б)» в трех томах. Однако поступить так ему мешала застарелая привычка к дисциплине. Секретарь товарищ Кузьмин вчера вечером нарочно зашел к Павлу Ивановичу домой — поинтересоваться, пойдет ли тот завтра на Дворцовую площадь или откажется по состоянию здоровья. И неосторожно обрадовался, узнав, что в больницу на обследование партийного соратника обещали положить в понедельник, то есть послезавтра.
«Вот и замечательно, — сказал секретарь, подержав под языком таблетку валидола. — Значит, завтра, часиков в десять, и подходи. Мы тебя на углу подождем… Да мы все там завтра будем!
О том, что из всей партячейки, скорее всего, придет только он один, секретарь тактично промолчал. Прослыть нытиком или маловером накануне столетия первой русской революции товарищ Кузьмин не собирался.
Допив чай, Павел Иванович смахнул крошки со стола и отправился в комнату — одеваться. А минут через сорок он уже вышел из подъезда, привычно опираясь на трость. Неодобрительно глянул под ноги, снова вспомнил далекий январь… И побрел, доверяясь трости, по раскисшим следам, держа курс на знакомую подворотню.
Секретарь товарищ Кузьмин уже был на месте. Стоял на углу, сурово поглядывал по сторонам. Заметив Павла Ивановича, погрозил ему пальцем.
— Мог бы и пораньше прийти. Еще бы чуть-чуть, и опоздал, — недовольно сказал Кузьмин, сухо пожимая руку. — Что? Пальто еле смог надеть? И шнурок не успел завязать?
— Так ведь лет-то мне сколько, — пискнул было Павел Иванович, но секретарь его тут же оборвал:
— Сто пять лет для партийца не возраст! А тем более — в такой день. Нечего нюни распускать, товарищ Зубов!
Павел Иванович очень обиделся, но возразить не успел. Вдруг где-то недалеко, за домами, грянул духовой оркестр, и тотчас же вывернулась из-за угла и поползла по зимней улице огромная праздничная колонна. Качались над ней «триколоры» и трепыхались лозунги, один другого задиристей. «Дорогой Владимир Владимирович, не лишайте нас пра…» — выхватил Павел Иванович несколько слов с ближайшего кумача. А до конца дочитать не успел: слезы на глаза навернулись.
