Участок

Того согрей,

Тем свету дай.

И всех притом —

Благословляй.

Имеете вы, хоть слабое, представление о функциях расторопной русской полиции?

Попробуйте хоть полчаса посидеть в душной, пропитанной промозглым запахом канцелярии участка. Это так интересно…

…Околоточный надзиратель отрывается от полуисписанной им бумажки, поднимает голову и методически спрашивает:

— Тебе чего?

— Самовар украли, батюшка.

— А твои глаза где-же были?

Околоточный прекрасно сознает, что этот вопрос — ни более, ни менее, как бесплодная ненужная попытка хоть на одну минуту оттянуть исполнение лежащих на нем обязанностей — опрос потерпевшей, составление протокола и розыски похитителя.

— Ты чего-ж смотрела?

— То-то, что не смотрела. У лавочку побежала, а он, пес, значить, — шасть! Кипяток вылил, угли вытряс — только его и видели.

— «Он», «его»… Почем ты знаешь, что «он»? Может, и «она»!

Кухарка запахивается в платок, утирает указательным пальцем нос и, подумав, соглашается:

— А, может, и она. Ани рази разбирают.

— Подозрение на кого-нибудь имеешь?

— Имею.

— Ну?

— Не иначе, жулик какой-нибудь украл.

— Ты скажешь тоже… Посиди тут, я сейчас все устрою. Вам чего, господин?

— Сырость у меня.

— Где сырость?

— В квартире.

— Ну так Что ж?

— Не могу же я, согласитесь сами, в сырой квартире жить?!

Околоточному даже не приходить в голову заявить, что это его не касается, или, в крайнем случае, удивиться, что к нему обращаются с такими пустяками.

Единственная роскошь, которую он себе позволяет, это — хоть на минутку оттянуть исполнение своих обязанностей.

— А вы зачем же сырую квартиру снимали?

— Я снимал не сырую. Я снимал сухую.

— Сухая, а сами говорите — сырая.

— Она потом оказалась сырой, когда уже переехали. Такие пятна по обоям пошли, что хуже географической карты.

Рассматривая недописанную бумажку, околоточный что-то мычит и машинально спрашивает:

— Подозрение на кого-нибудь имеете?

— То-есть, как это? Я вас не понимаю.

— Гм!.. Я хочу сказать, убытки заявляете?

— Да как-же их заявить — если от сырости ревматизм бывает. Иной ревматизм пустяковый, может быть, десять целковых стоить, а иной, как защемит — его и в тысячу рублей не уберешь.

Тоскливое молчание.

— А вы чего ж смотрели, когда нанимали?

— Говорю ж вам, — тогда сырости не было.

— Хорошо… Адрес? Зайду. Наведу справки и… Вам чего?..

— Господин околоточный! Вы не можете себе представить — я за последнее время все нервы себе истрепала. Буквально все нервы.

Вероятно, эта выше средних лет дама истрепала нервы не более, чем околоточный, потому что он хватается за недописанную бумажку, потом за голову и осведомляется: