Я стою по колено в скукожившейся, побитой первыми заморозками траве. Наверное, по ночам теперь бывает холодно — я этого не знаю. Никогда прежде не имел обыкновения проводить осенние ночи на открытом воздухе. А теперь все иначе. И, однако же, траве достается больше, чем мне, и она жухнет прямо на глазах, мертво шуршит о мои ноги под резкими порывами ветра. А если пойдет дождь, она стелется по равнодушной земле, липнет к моим брючинам. В последнее время дожди идут почти не переставая. Осень…
Желтая трава дождем прибита;
Но ей до того нет дела.
Она спит и видит сны
О том, как очень давно
Была ростком зеленым.
Насчет травы я придумал. Она — вне пределов моего обзора. Я не могу видеть, что там творится возле моих ног. Могу лишь предполагать, что происходит с травой по ночам, без дождя и после дождя. Так сказать, руководствуясь всем прежним жизненным опытом. И если ко мне вдруг подбежит приблудный кудлатый пес без роду и племени, запыхтит, зафукает где-то внизу — то, как это ни обидно, я отчетливо представляю, что именно сулит мне это его заинтересованное фуканье. Хотя и не вижу, чем он там занимается у моих ног. Я вижу только стволы четырех деревьев, асфальтовую тропку, что простерта куда-то мимо меня, и краешек деревянной беседки. Все это — будто раз и навсегда застывший кадрик в видоискателе кинокамеры. И кадрик этот живет своей жизнью. Стволы неторопливо, обстоятельно готовятся к зимовке — избавляются от листьев, которые скользят в струях воздуха откуда-то сверху, из-за внешних границ кадрика. Беседка с каждым часом темнеет, набухает сыростью, и в ней уже никто не сидит, даже девчонки-старшеклассницы не забегают покурить тайком от взрослого глаза. Самое интересное, конечно же, дорожка. Она соединяет этот мой кадрик с большой жизнью, что продолжается вне меня, помимо меня, как это и ни грустно. Иногда по ней проходит влюбленная парочка, полагая, что, кроме них, в этом парке, да и во веем мире, нет ни единой души. Иногда важно шествует обильная телом мамаша, катя перед собой коляску с любопытствующим по сторонам младенцем — логическое развитие предыдущего эпизода. Пацаненок видит меня и, если уже наделен даром речи, немедля возвещает о своем открытии: «Дядя!» Мамаша непонимающе косится в мою сторону: «Где ты увидел дядю, солнышко? Это не дядя, это большая ляля…» Или вариант: «Вот будешь плохо кушать и капризничать, отдам тебя этому злому дяде». Естественная реакция ребенка: «Дядя — кака!» Ну и, разумеется, третья серия кино под названием «жизнь»: исковерканная годами старческая фигура, бредущая по дорожке, словно Летучий Голландец — в неизвестном направлении, волоча ноги, тарахтя по асфальту клюкой, ни на чем не останавливая пустой, вымороженный временем взгляд. Последней серии я еще ни разу не видел. Кому придет в голову направлять похоронную процессию через дальний уголок запущенного парка?.. Очень мне интересно знать: я тоже умру?
