Однажды весной Якуб Вендрович проснулся в своей полуразвалившейся хибаре на Старом Майдане. Приближался полдень. Ложился сельский экзорцист-любитель уже на рассвете, после всенощной пьянки, так что с его точки зрения все было в порядке. Он выбрался из своего логова, пнул в угол пустую бутылку, причесал распатланные волосы гребешком и отправился во двор. Когда он открывал дверь, к его ногам порхнуло воткнутое в щель письмо. Якуб его поднял и поднес к глазам. Письмо было адресовано ему. Якуб почесал затылок. Ему, как и любому человеку, время от времени приходили письма. Иногда это были открытки с вопросами от разных сумасшедших из парапсихологического общества. Иногда повестки из суда. Время от времени сын присылал ему из Варшавы немного денег и фотографии. Якуб перевернул конверт, чтобы узнать отправителя. На обороте была печать. И не какая-нибудь. Печать принадлежала Курии.
— Вот те на! — выразил свое изумление Якуб.
Зубами он оторвал уголок конверта и достал плотно сложенную бумагу. Развернул.
«Уважаемый пан! С глубоким удовлетворением сообщаем, что в благодарность за неоценимую помощь, оказанную Вами Церкви, 10 февраля сего года принято решение о снятии проклятия и отлучения, наложенных 3 декабря 1973 года, а также предыдущего проклятия, наложенного в 1957 году, и отлучений, наложенных разными епископами нашей и соседних епархий в 1961, 1969, 1978, 1981, 1984 гг.»
Ниже следовали подписи и печати.
— Ага, — сказал он и задумался.
Якуб Вендрович очень редко ощущал потребность в единении с Богом. Иногда его посещали такие идеи, тогда он садился и ждал, пока все пройдет. Как правило, ему исключительно не везло с духовниками. Один такой потерял сознание прямо в исповедальне, выслушав лишь малую часть грехов Якуба. Сельскому экзорцисту-любителю пришлось использовать полную бутылку самогона, чтобы привести священника в чувство. Другой сходу всыпал ему епитимью в виде паломничества к Остробрамской иконе Божией Матери. Конечно же, без паспорта — в те времена не выдавали таких документов кому зря — с исполнением епитимьи были некоторые трудности. В ходе паломничества Якуб чуть не подорвался на мине над Бугом, его ударило током на заграждениях по ту сторону границы, а вдобавок пришлось бросить на дороге советского пограничника с ножом, живописно торчащим из горла. Вендровичи в целом, как семья, редко совершали убийства, но ради веры…
В самом Вильнюсе дела у Якуба тоже пошли наперекосяк, но был еще калаш, отобранный у пограничника, так что он кое-как справился. Он даже не повредил святой образ, хотя среди верующих были раненые. Зато он исполнил свою епитимью и на него снизошла благодать, что Якуб определил по тому факту, что кроме прыжка из окна, из достаточно высокой часовни, да еще под градом милицейских пуль, ничего серьезного с ним не случилось. Во всяком случае, вернувшись домой он не замедлил снова отправиться на исповедь. На этот раз ему чуть-чуть не повезло. КГБ установило в исповедальне прослушку и у выхода из храма его уже ожидали две патрульных машины, но и тут Якуб выкрутился, симулируя старческий маразм. Ничего не удалось доказать, потому что автомат он уже закопал, и мало кто заподозрил бы семидесятилетнего деда в форсировании советской границы с ножом в зубах. После этого случая Якуб добрых десять лет не ходил на исповедь.
