И пусть даже одержимые злом

Они сели на паром в Вудз-Хоуле — высокий темноволосый мужчина с карими глазами и девятилетняя белокурая девочка, его дочь. Под колесами их «плимута» скрипнули доски грузового трапа, огромный люк парома поглотил машину, и мужчина, последовав указаниям бешено жестикулировавшего оператора, принял вправо и остановил «плимут» сразу за «кадиллаком».

Дочь плыла на пароме впервые, и в лобовом стекле отцу было видно отражение ее карих глаз, широко раскрытых и испуганных. Руки крепко вцепились в маленькую сумочку, лежавшую на коленях. Она была одета в голубое хлопчатобумажное платье с пышной юбкой, а золотистый «конский хвост» был стянут на затылке ярко-синей лентой. Выглядела она очень взрослой и очень нарядной. Он положил ладонь на ее руки, вцепившиеся в сумочку.

— Одно пенни для Пенни, — прошептал он, и улыбка расцвела на ее губах, а на щеках образовались ямочки. «Именно улыбка выдавала теснейшее родство, — подумал он, — эта внезапная сияющая улыбка». Именно эта улыбка проникала в самое его сердце, именно от этой улыбки становилось больно, и от этой саднящей боли не могли защитить никакие наслоения привычной суровости. На какое-то мгновение улыбка мелькнула и в его карих глазах. На какое-то мгновение воспоминания, закружившись, заметались под потолком паромного трюма и, низвергшись вниз, в темные углы машины, вернулись к нему.

Он попытался заглушить их. Осознанно холодно попытался изгнать их. Именно память привела его сюда, но он не должен позволять памяти затмить разум. Мысль должна быть холодной, четкой и ясной. Мысль…

В окне, с той стороны, где сидела Пенни, показалась голова. Голосу была предпослана вежливо-ненавязчивая улыбка:

— Будьте любезны выключить мотор, сэр, и поставьте, пожалуйста, машину на ручной тормоз.

— Разумеется, — ответил он. Голос у него был глубокий и хорошо модулированный, тренированный, сразу запоминающийся. Он посмотрел вслед оператору, повторяющему то же самое водителям остальных автомобилей. Был ли в прошлом году на пароме этот же человек? Он не мог вспомнить.

— И все лицо у него покрыто веснушками… — напомнила Пенни.

— Ну конечно же, это Конопатый Малахия, — ответил он, — разве ты не знала?

Он с восхищением взглянул на нее, на ее цветущее личико, мгновенно ставшее очень внимательным. Глаза ее глядели на него с состраданием.

— Расскажи мне о Конопатом, — попросила она.

— По пути наверх, — ответил он, — пошли, моя хорошая.

Он выключил двигатель и помог ей выбраться из машины. Как только ее ноги коснулись палубы, она взяла его за руку. Так, держась за руки, они прокладывали путь между припаркованными автомобилями, направляясь к переднему трапу.