По утоптанному коровами прогону не спеша поднимается на пригорок человек средних лет. Чем ближе он подходит к дому, тем медленнее его и без того неторопливые шаги. Маленькие блестящие глазки начинают беспокойно бегать. Он невысокого роста, коренастый, с кривоватыми ногами, отчего походка его кажется особенно неуклюжей. У него большая голова с коротко остриженными волосами и рыжеватая, торчащая вперед бороденка. Широкое лицо и большие руки — не загорели, они совсем белые, и это никак не вяжется с его потрепанной пестрядинной курткой, старой, измятой шапкой и стоптанными, запыленными башмаками. Поднявшись на пригорок, он смущенно прячет руки сперва в карманы штанов, потом в карманы пиджака, опять вынимает их и, заложив одну за спину, а другую прижав к туловищу, идет к дому.
Хозяйка, завидев чужого оборванного человека, выходит во двор. Незнакомец останавливается и с минуту смотрит на нее.
— Добрый день! — наконец здоровается он. Когда он говорит, видны его большие желтые верхние зубы. — Жена моя дома?
— Ваша жена? — удивляется хозяйка.
— Моя жена… — повторяет он, не то сердясь, не то передразнивая ее.
Хозяйка с недоумением смотрит на незнакомца.
— Не знаю… А вы — кто такой?
— Я — Смилга, — говорит он, и голос его напоминает лязг трущихся друг о друга заржавленных железных брусков. — Дома… жена?
Хозяйка всплескивает руками.
— Смилга… Смилга… Из тюрь… Жена дома… понятно, дома. Сейчас кликну.
Она проворно кидается в дом, полное лицо ее выражает испуг. В кухне раздается громкий возглас:
— Смилгиене, муж вернулся!.. — Затем в окне хозяйской половины появляется несколько любопытных женских лиц, среди них и хозяйкино, слышен шепот:
— Арестант… конокрад…
Смилга все это слышит, но на лице его не двигается ни один мускул. Только пошевелив во рту языком, он по-цыгански, сквозь зубы, сплевывает в сторону.
Звякает ручка двери в батрацкую. На двор выбегает Смилгиене, крупная, до времени состарившаяся женщина и, вскрикнув, бросается мужу на шею.
— Вернулся… — всхлипывает она. — А я и не видела! Весь обед простояла на дворе, только на минутку домой забежала… дети подрались… А он тут и пришел… Муженек… Заждалась я тебя — два с половиной года жду. Чего только я не натерпелась, чего я… Ох, если бы ты знал! — Она, захлебываясь, целует мужа в бледные, впалые щеки и запекшиеся губы, руки ее все крепче обвивают его шею.
Смилгу раздражают женины нежности и лица, которые то появляются, то исчезают за окном. Мало-помалу в нем закипает злоба. Отвернувшись, он искоса глядит на двух мальчуганов и девчонку, выскочивших за матерью во двор.
