Глаз моря.
Черный.
Белый камень — черный круг, так, чуть треугольный кружок. Найдешь глаз моря, обязательно к морю вернешься, так бывает, примета настоящая. А если глаз нашел, а на море не был, тогда что, наоборот? Море к тебе вернется? Кажется, тут было оно когда-то, в мезозойскую эру, на географии говорили… Море и динозавры. И сколопендры в пять метров, из песка морды свои задумчивые выставляли. Может, это глаз сколопендры. Сколопендра — это жук. Хорошо, наверное, быть жуком. Или лучше мышью. Спрятаться между бревнами, в стене, и жить. А еще лучше в летаргию впасть, но не в простую, а в редкую какую-нибудь, чтобы у трех человек в мире такая была, и все в Америке. Перевезли бы его в Америку, пролежал бы он там двадцать лет, а какие-нибудь благотворители на его счет деньги бы перечисляли. И через двадцать лет очухался (ну, пусть молния ударила), молодой, богатый и в Америке. Так даже лучше, чем мышью…
Аксён положил глаз на ржавые перила моста и стал вглядываться в зрачок доисторической ползучки. В миг смерти в глазу отпечатывается мир. Конечно, это не так, конечно это вранье, но вдруг у сколопендр все по другому? Вдруг в глазах ее все-таки отпечатывалось? Ну, в последнюю секунду? У каких-то там трилобитов был самый совершенный во всей эволюции глаз, ошибка, этот суперглаз мог вполне все и сфотографировать.
Не, ничего не видно. Сдохла сколопендра, глаз окаменел…
Дзиньк.
Аксён обернулся. Тюлька сидел на рельсе. В руке обрезок арматуры. Поднял обрезок, ударил в рельс.
Дзиньк. Неприятный такой звук, придушенный.
— Чего стучишь?
— Мостника зову, — ответил Тюлька. — Он уродский.
— Нафиг нужен?
— Нельзя так переходить, надо зажор ему кинуть.
— Что кинуть?
— Зажор. Ну, чтобы не привязывался.
Тюлька показал из кармана печенье.
— Любка говорит, что без зажора нельзя, а то привяжется, — сказал Тюлька шепотом.
— Врет она.
— Ну, она вот про галок говорила — и это… Все так и было.
— Совпадение.
— Она говорит, что она в прабабушку. А прабабушка у нас колдунья была. А мостнику всегда надо что-нибудь кинуть. Зажор.
— А поезда тогда как? Тут же куча народу туда-сюда каждый день носится, они что, все должны кидать что-то?
Тюлька задумался. Аксён поставил ногу на рельс. Тихо.
— Рожа у него не треснет, у мостника вашего? Хорошо пристроился, волосатый…
Аксён хотел плюнуть в воду, но на всякий случай не стал.
— Поезда не считаются. А если пешком — совсем другое дело. Любка, когда на линии работала, всегда печенье кидала, меня тоже научила.
— Ты побольше ее слушай, она тебя еще не тому научит…
Аксён встал на рельс, подошел к Тюльке.