24 сентября 2007 г.
Марк перестал изводить меня назойливостью: сосредоточился только на пище и сне и даже неумолчное «Эхо Москвы» слушает в наушниках. Теперь, в своем угасании, он вернул мне тлевшие огоньки едва не потухшего из-за него жара: вчера мне захотелось писать мемуары. Я заснул на предисловии к книжке Берберовой «Курсив мой».
Меня опять грызет сожаление о потерянном времени. Я не вел дневники в последние годы. Выбросил записные книжки с именами, которые я невозвратно забыл. А сейчас почувствовал желание разобраться в жизни, которая, в основном, уже прожита, и частью будет считаться прожитой без толку, если в другой половине не завершится признаниями, которые отчасти ее оправдают. То влияние, которое оказывал на меня Толик, сказалось благотворнее всего на моей профессии: я перестал совершать глупости из-за своей неразборчивости в людях и текстах, но его же мудрость предупреждает желание откровенничать, не подумав хорошенько о возможных последствиях своей открытости. Я стал редко спорить с ним, понимая, что он почти всегда прав, но втайне часто оспариваю его правоту, защищая и свое право оставаться глупым, видимо, по природному назначению.
Утром я сумел отделаться от Марка готовыми варениками с грибами и картошкой. К чаю испек сырники из недельного творога. После завтрака закапал старику в глаза какие-то капли, в которые он очень верит, и измерил давление. Сел перед компьютером, просмотрел новости и свежие записи в любимых блогах. Долго застрял на стихотворениях Кузмина в подборке, на которую меня вывела случайная ссылка. Затем, подогретый завистью к чужим успехам, начал строчить сам, не вполне понимая, что может выйти из одной только ревности к другим талантам, из одного только стремления заниматься тем, чем мне, может быть, и не дано свыше. Руководствуясь давно усвоенной истиной, что всякий труд определенно лучше любого безделья, я решил расширять русло своей Леты до тех пор, пока она не побежит сама, возвращая в своем потоке забытые имена, которые будет легко вспомнить, и проклятые поступки, в которых будет нетрудно сознаться.
Шестаков прислал симпатичный набросок монолога про съемки в кино. Наверняка может получиться неплохой и свежий по духу номер.
Пьесы, которые прислали Вергасова и Горбань, я прочитал. Теперь смятенно ожидаю их звонков, чтобы отказаться от предложенной работы.
День начался стихами и ими продолжился. Выслал Шестакову «Шестое чувство» Гумилева и пастернаковское «О, знал бы я, что так бывает…», на что получил короткую реплику на олбанском: «Мощьно… особенно два последних гумилевских четверостишия. Тетанъ».
