Токио, 1962
Возвращаясь к своим детским воспоминаниям, я слышу звуки пианино. Я сижу на полу, на татами. Моя любимая игрушка зажата между колен — это французская кукла в нормандском народном костюме, которую дядя привез мне из долгого путешествия по Европе. Передо мной проигрыватель пятидесятых годов, на котором крутится виниловая пластинка. Исполнителя зовут Самсон Франсуа. Я не знаю, кто он по национальности, знаю лишь, что европеец. С пластинки звучат мелодии Куперена, Шопена, Бетховена. Моя любимая — это «Фантазия» Шумана. Считаю дорожки на пластинке и осторожно перемещаю иглу — я не устаю слушать эту мелодию, она пробуждает во мне далекий неведомый мир, который вызывает у меня странное ощущение родства. В моем воображении возникает большой дом, сад, крыльцо, ставни на окнах, камин, кресло-качалка. Вижу и маленькую девочку в платье с цветами — это я сама. Путешествие в глубины музыки, внутрь «Фантазии» продолжается…
Тонкое плетение нот вызывает у меня дрожь. В тот момент, когда мелодия переходит от мажорного тона к минорному, я чувствую, как сердце разрывается. Потом она вновь возвращается к мажорному — переход мягкий, почти незаметный. Восторг, предчувствие экстаза… Я уже готова испытать эмоции, которые приносит с собой любовь.
Мне всего пять лет. Запад начинает очаровывать меня.
Июль 1979-го
Такси едет в сторону Парижа. Я смотрю в окно на пейзажи, освещенные солнцем.
Жара все усиливается. В такси нет кондиционера, и, хотя стекла наполовину опущены, дышать почти нечем. Шофер, человек лет сорока с темными волосами и квадратными плечами, весь взмок, и салон пропитан запахом пота.
Этот непривычно резкий запах меня раздражает и доводит почти до тошноты. Интимный запах чужой кожи и подмышек, возможно, смешанный с запахами, оставленными предыдущим пассажиром, — в этом есть что-то непристойное. Но по мере того как я им дышу, начинаю находить его чарующим, почти неотразимым. Тайное возбуждение охватывает меня.
Дело не в том, что этот человек гораздо выше и мощнее, чем азиатские мужчины, — в его запахе чувствуется животная органичность самца другой расы, нежели моя, и я спрашиваю себя, как западные женщины реагируют на этот зов плоти.
От самого аэропорта мы не произносим ни слова, и шофер, конечно, даже не подозревает о моем волнении. Мысли подобного рода никак не отражаются на моем невозмутимом японском лице. Впрочем, в качестве оправдания могу сослаться на перемену обстановки.
Это моя первая поездка за границу. Мне двадцать два года, и я не хочу уподобляться туристам, которые покупают десятидневный тур по Европе. Мой новенький японский паспорт украшает студенческая виза, действительная в течение года.