'Смотри, как август падает с яблонь.
Это жатва, это сентябрь.
Омытый дождем берег птицами отпет.
Из вереницы траурных дат этот день,
Только этот день плачет…
Смотри, как ветры
Собирают в стаи самых усталых,
Как поднимают и кружат над распятьем листья,
Смотри, как лес полыхает и медленно гаснет.
Это сентябрь.
Осеннее солнце — гибель — сюрреалист.
Осеннее солнце — жатва.
Осеннее солнце листьями падает вниз.
Весна будет когда-нибудь завтра.
Смотри, как кровью дурманит болота кикимора-клюква.
Как ведьмы-вороны тревожат День Вознесенья.
Смотри, как в саван туман наряжает озера,
Как стелет звезды по самой воде поднебесье.
Смотри, как ветви и тени деревьев ложатся на травы.
Как кружит души над куполами стон Благовеста,
Как поминают вином и хлебом, как провожают
Лето'
К.Кинчев.
3.09.2026 г. ул. Большая Якиманка, д. 24 'Президент-отель'
Ключ никак не хотел поворачиваться. Пальцы устали, папка с бумагами так и норовила выскользнуть и последовать за зонтом, который уже валялся на полу.
Уф. Не сломать бы 'казенное' имущество. Еще попытка. Да уж. И это 'Люкс' в знаменитом 'Президент-Отеле'…
— Владимир Евгеньевич, — по коридору к нему спешил Дима — внештатный корреспондент журнала 'Наука и жизнь'.
— Владимир Евгеньевич, я уж как всегда, не обессудьте. Пару минут, не больше.
Прессу Скворцов не любил, но в Диме Яворском ему нравилось отсутствие жадности до сенсаций и стремление разобраться во всем досконально. Было в нем что-то несвойственное обычным журналистам. Он скорее похож на любознательного стажера, готового часами терпеливо слушать и конспектировать. 'Пара минут' обычно превращалась в многочасовое чаепитие-лекцию. Частенько во время таких 'лекций' Владимиру Евгеньевичу приходили в голову любопытные идеи.
— Приветствую Дмитрий, — Скворцов, справившись, наконец с непослушным замком, толкнул дверь и подался в сторону Яворского, уронив все-таки при этом папку. Нагнулся за ней.
— Я слышал, Вы улетаете завтра Вла…
Мощный взрыв разнес дверь и часть стены, разметав людей по коридору.
* * *
— Заноси. Так. Осторожно голову, — доносились сквозь звон в голове, едва различимые слова.
— Так. Давай сюда. На кушетку. Осторожней.
— Где Дима? Что же это… — подумал Скворцов. Нет, он, кажется, произнес это вслух. В комнате воцарилась тягостная тишина, прерываемая воем сирены за окном.
— Нет его. Деревяшка от дверного косяка аккурат в сонную артерию ему… Еще горничная тоже…
— Лежите, лежите. Вам нельзя вставать. Сейчас я Вам руку обработаю, — подскочила медсестра. В мед. кабинет вошли двое.