Николай Ютанов
Прилетаево
Для того чтобы угрожающие нам неудачи превратились
в успех, чтобы составился заговор человеческих монад,
следует, продолжая наше знание до последних пределов
и этого достаточно, - согласиться и признать реальность
существования и свечения уже в данный момент этого
загадочного центра наших центров, названного мною
Омегой, который необходим не только для гарантии
какого-то смутного существования в грядущем или смыкания
и равновесия пространства - времени.
Пьер де Шарден
Где-то за кромкой леса, под встающим Лебедем, блеснул зеленый огонь. Словно безумно опоздавшая электричка взялась разворачивать погремушку оконных огней. С целлофановым треском загремели мокрые деревья, сливая воду с блестящих листьев. Бормашинный рев электрички стих, зацепившись о старую платформу станции. Тишина, как дыра в крике. Хрипло шуршали деревья. Дождь тащил щетку потока по раскисшим песчаным дорогам, сметая радиоактивную гатчинскую пыль в мертвое аммиачное озеро. Луна засветилась в ветвях. В самом дальнем доме снова блеснул пронзительный зеленый огонь. Далекий слабый вопль саксофона сложился с воющим криком, кажется, грохнул выстрел... Что там? Зеленое пламя залило окно далекого дома, подсветив занавески. Неспелый лимон призрачного пламени взлетел из-за приоткрытой двери и заплясал на скатах огнями святого Эльма. Хриплое стройное пение вплелось в могучее "щ-ща" дождя. Торжествующая песнь летела к Творцу. Дождь рухнул вниз ливнем. Жалким бликом метнулась Луна в захлопывающейся пасти туч. Зеленый огонь застелился вдоль огородов, треща пожаром и источая ласковый запах свежеиспеченного хлеба. В свете одинокого фонаря, торчащего, словно пугало, посреди улицы, возникла женщина. Зеленый свет обволакивал ее ступни, гребущие жирную жижу дороги. Беззвучный крик рвался из дрожащего горла. Керамическим блеском белели обломки зубов в оскаленном рту. Дыхание рвалось, кашлем врывалось в чавканье шагов. Дождь врезался в плечи и газированным потоком рисовал разводы по грязной резине ОЗК. Обмывал кислотные пятна на воротнике, кулаки, прижатые к конвульсирующим ребрам, стекал в лоно под развевающиеся полы плаща, катил по ногам, обрывая налипшие хлопья дорожной грязи. Мерно тренькал звонок у закрытого железнодорожного переезда. Женщина запрокинула лицо к фонарю, оступилась, рухнула коленями в канаву. Она застыла в холодном потоке, ухватившись за штакетник, затем поднялась, оставляя на свежей краске нечеткие следы ладоней. Возле крайнего дома она выползла на дорогу. Руки легли замком на плечи. Зеленый огонь клубился в отпечатках ее подошв. Светлый силуэт мелькнул в черном бурьяне поворота и понуро пополз вдоль платформы, сторонясь распахнутых дверей застывшей электрички. Где-то в глубине улиц родился гром мотоцикла. Окна электрички засветились ртутным светом, двери сомкнулись. С женским нарастающим криком электричка потекла в темноту. Мотоцикл сорвался с деревенского пригорка и, гремя металлом, полетел в яму переезда. Красные огни поднимающегося шлагбаума прокатились по пластиковой плеши мотоциклиста. Тишина, стирая шорох дождя, заволокла русло железной дороги.
