Во вторник, после обеда, Фердинанд по старой привычке забрался на диван. В одном месте диван был продавлен. Фердинанд как раз помещался в этой вмятине. Лежать на диване доставляло ему огромное наслаждение.
В доме в эту пору дня происходили интереснейшие превращения. На кухне во время мытья пускались в разговор кастрюли и тарелки, то и дело в их беседу вмешивались ложки, ножи, вилки. Кто не разбирается, тот может подумать, будто они просто побрякивают да позвякивают, но Фердинанд из их разговоров понимал почти все. Вот разгоряченная жаровня зашипела на вилку под струёй воды:
– Перессстанешшшь ты наконец колоться?.. Сковородка в отчаянии кричала:
– Где мой муж, сковородник?
В соседней комнате хозяин допивал чай, а хозяйка рассказывала хозяину о нем, о Фердинанде. Фердинанд, дескать, то, Фердинанд, дескать сё, – разные интимные истории из его жизни. Иногда такое приятно послушать. Но не всегда.
Потом послышался шорох газеты, скрип отодвинутого стула и шаги хозяина, которые звучали все громче и громче. Когда они раздаются над самим ухом, это означает, что надо чуть-чуть подвинуться и уступить хоть немного места хозяину. Он тоже любит этот старый диван, вот только ложась на него, он вечно вытягивается во весь свой рост, вместо того чтобы уютно свернуться калачиком.
– Подвинься, Фердинанд! – говорит хозяин, подталкивая Фердинанда газетой. – Ну еще чуть-чуть подвинься. Если ты этого не сделаешь, мне придется лечь на пол. И ты себя будешь чувствовать неловко.
Ни за что на свете Фердинанд не позволит, чтоб хозяин лег на пол. Фердинанд чуть-чуть отодвигается, и хозяин ложится рядом.
И тут же из внутренностей дивана начинают подавать голоса пружины:
– Дрим!
– Гьям!
– Бряк!
И через минуту вновь, стоит только хозяину шевельнуться:
– Гьям!
– Бряк!
– Дрим!
Надо ли говорить, что и язык пружин Фердинанд понимал великолепно. Иногда он даже пускался с ними в рассуждения. Это была самая диковинная беседа из всех, какие только можно себе представить.
Как правило, хозяин мгновенно засыпал, газета выпадала у него из рук и нередко оказывалась под самым носом Фердинанда. Волей-неволей Фердинанд принимался читать. Вы, конечно, представляете себе, как это происходит: читать у вас нет никакой охоты, но кто-то подсунул вам газету, ну хотя бы в трамвае, и вы машинально пробегаете глазами строку за строкой. Точно так же случилось и с Фердинандом.
Поскольку дело происходило во вторник, хозяин читал газету, вышедшую во вторник.
