Он вышел из приятной прохлады вокзала на залитую солнцем широкую, вымощенную булыжником привокзальную площадь, ухабы которой поминали недобрым словом и пешеходы и извозчики, — и у него тут же испортилось настроение, как если бы он по ошибке вышел из поезда не на своей станции. Так происходило всякий раз, когда после долгого отсутствия он возвращался из заграницы; всегда теплилась надежда, что примитивные декорации родной глуши станут если не привлекательней, то хотя бы более переносимыми. Он знал: глаза через два-три дня снова привыкнут к краскам и размерам города, и подавленное состояние уступит чувству удовлетворения от собственной принадлежности этому краю. Семья, особенно женщины, поднимут такой шум, что он мгновенно почувствует себя на том самом месте, которое хранилось для него все это время. И, как крепко пахнущая лавандой, сливовицей и человеческим телом перина, окутают его своим теплом близкие.
В Женеве воздух был еще прозрачен и свеж — в предощущении июня. В Вене, где поездку пришлось на день прервать, внезапно наступившая теплая погода привлекла толпы людей в сады и парки, на скамейках едва ли можно было найти свободное местечко. Как перелетные птицы, отдыхающие на телеграфных проводах, сидели стар и млад, обратив лица к солнцу, будто участвуя в некой тайной церемонии. Здесь, в Белграде, напротив, казалось, что тепло устремляется на землю не от благотворного небесного тела, каким было венское солнце, а от какого-то непримиримо враждебного светила, задавшегося целью выжечь эту землю.
Он откинул голову и подставил лицо солнцу. Зимняя бледность выдает приехавших недавно. Если день закончится не так, как ожидалось, придется быть похожим на довольно бледного мертвеца, подумал он с легкой улыбкой. Даже те, кто с ним не знаком, без труда смогут отличить его от своих загорелых товарищей.
Чтобы сохранить свой приезд в тайне, он попросил отца не посылать экипаж к вокзалу, — просьба, наверняка показавшаяся пожилому человеку странной. С другой стороны, семья могла и догадаться по почтовым штемпелям отправленных из Лозанны и Вивье открыток, почему он все время откладывал свой отъезд из Женевы. Вся надежда была на то, что тайная полиция короля Александра не настолько умна, чтобы читать между строк.
До сих пор ему везло — в дороге он не встретил никого из знакомых. На перроне, пока поезд останавливался, мелькнуло несколько знакомых лиц, но он сумел избежать встречи, просто задержавшись в купе на несколько минут. Теперь, когда он стоял на привокзальной площади, вдруг заметил среди каторжных, работавших на улице, своих приятелей. Между ним и арестантами произошел быстрый обмен шутками и каламбурами, сопровождаемый звоном кандалов. К счастью, конвоир не смотрел в его сторону, но в любом случае он не узнал бы в человеке в швейцарском костюме и зеленой тирольской шляпе Михаила Василовича.
