Я освобождаю тебя…
Освобождаю тебя, Лина Бьюдон.
Веруй… и будь свободна.
Это были последние слова, что я слышала. Но даже они звучали словно издалека, словно из глубины веков — смысл их от меня ускользал, а голос, что их произносил, я не узнавала.
Очнувшись, я ощутила под левой щекой какую-то холодную твердую поверхность. По спине пробежала ледяная дрожь. Еще не открывая глаз, я поняла, что лежу ничком на деревянном полу, совершенно нагая.
Я жадно хватала ртом воздух, но горло у меня так пересохло, что получался неестественный, нечеловеческий хрип. Три натужных вдоха, а потом слабый ритмичный стук — биение сердца. Моего сердца? Как будто тысячи трепещущих крылышек. Я попыталась открыть глаза и тут же зажмурилась от вспышки слепящего света. Попробовала опять — с тем же результатом. И снова, и снова.
Каждый раз меня слепило все то же беспощадное сияние.
— Род! — закричала я.
Он должен быть тут! Без Рода мир для меня пуст и никчемен.
Я корчилась на полу, прикрывая тело руками. Поймите: я не из тех, кому естественно вдруг ни с того ни с сего оказаться в незнакомом месте, в полном одиночестве и совершенно раздетой, особенно когда все тело залито ярким солнечным светом. И все же я оказалась — и теперь лежала, омываемая потоками золотых лучей, зная наверняка: лишь несколько мгновений отделяет меня от мучительной и жестокой смерти. Иначе быть не может. Скоро, скоро из глубины моей души вырвется испепеляющее пламя.
Но ничего не происходило. Ни пламени, ни неминуемой погибели. Лишь запах нагретого дерева от дубовой двери. Я сглотнула. Горло свело судорогой. Рот наполнился… да-да, слюной. Чуть приподнявшись на руках, я повернула голову и покосилась на источник моих терзаний. Сквозь огромное окно в комнату струился поток яркого света. Небо — сапфирно-синее, ни облачка.
— Род! — Голос мой словно бы вился в воздухе, отдавался на устах дрожью. Как же хотелось пить! — Где ты? — простонала я.
Неподалеку открылась и снова закрылась дверь. Послышались неровные шаркающие шаги, а потом на уровне глаз возникли черные башмаки с блестящими пряжками. Задыхаясь, я перекатилась на спину и уставилась в потолок. Задыхаясь? Бог ты мой — я дышу?
Род склонился надо мной — но казался лишь расплывчатым пятном. Смуглое лицо все приближалось и приближалось, покуда не оказалось почти вплотную к моему. Он словно был соткан из тумана. Никогда еще я не видела его таким. Кожа обтягивала скулы очень туго, точно вот-вот лопнет. Подбородок, обычно такой гордый и четкий, заострился. Однако синева глаз осталась прежней. Они пронзали обволакивающую меня туманную пелену, заглядывали в самую душу.
