Федор Федорович Кнорре
Утро
Сережа разыскал себе свободное место в вагоне электрички и сел у окна, из которого ничего не было видно, кроме стоявшего вплотную, рядом, точно такого же электропоезда.
Торопливо подходили всё новые пассажиры, вешали на вагонные крючки сетчатые кошелки, в которых похрустывали пакеты с макаронами, стиснутые между пухлыми, обсыпанными мукой батонами, или эластично покачивался, высовываясь из-за коробки "модельных туфель", скользкий хвост судака.
Только что спешившие, боясь опоздать, запыхавшиеся пассажиры, едва усевшись на места, сразу успокаивались, добрели, по-домашнему расстегивали пальто или снимали шапки, а некоторые, будто и совсем почувствовав себя дома, расстилали на коленях газету и начинали с аппетитом закусывать, руками отламывая хлеб и отдирая ногтями шкурку с колбасы.
Гулкий голос по радио объявил отправление. Мороженщицы в белых халатах, непрерывно сновавшие по вагону, предлагая свой холодный не по сезону товар стали пробираться к выходу.
Поезд тронулся и пошел, набирая скорость. Высокие дома и вокзальные навесы, застилавшие свет, остались позади. Яркое солнце разом ударило во все окна с правой стороны вагона, несколько раз ослепительно резко моргнуло, когда поезд проносился под мостом, и больше уже не уходило, осветив, точно теплыми прожекторами направленными в каждое окно, желтые блестящие спинки сидений и жмурящихся от света пассажиров.
Все окружающее и, главное, то, что его сейчас ожидало, показалось Сереже до того радостным, что он поспешил, отвернувшись, прижаться лбом к окну пряча от соседей неудержимую улыбку. Сквозь холодное стекло струилось слабое тепло начавшего пригревать солнца.
Ирина как-то сказала, что до станции, где она живет двадцать минут езды. И теперь простая мысль, что до этой станции остается восемнадцать, пятнадцать, десять минут, показалась ему тоже чудесной.
До сих пор он знал только, что Ирина живет где-то за городом.
Им часто приходилось ездить после работы вместе в троллейбусе, и потом он, как бы в забывчивости, шел с ней рядом до самого поезда метро. Затем она входила в вагон, стеклянные двери со стуком сдвигались, отгораживая их друг от друга, и Ирина исчезала до следующего дня. Точно из-под яркого света лампы уходила в глубокую тень, в недоступный и незнакомый Сереже мир, называвшийся "загород".
И вот сегодня вдруг все так удачно сложилось, что сам он неожиданно впервые ехал за город, к ней...
Поезд давно уже летел по открытому месту. Черная земля вскопанных огородов, деревья и домики с непросохшими после дождя крышами быстро убегали назад.
